Авенир Крашенинников - Затишье

— Ну-с, кажется, мы условились, — воскликнул он весело, наклоняя графинчик. — После праздника и начнем… Предпочитаю чистую водку всем прочим. Итак, с праздником.

От первой же рюмки Костя рассолодел, полковник показался необыкновенно милым, воздух за окнами был совсем розовый.

— Представляется мне, что вы человек серьезный, — говорил между тем Нестеровский. — И трудное положение ваше не должно помешать образованию.

— Да, да конечно, — кивал Костя, хотя ничего еще не уяснил. Ноги отогревались выше, выше, словно с полу кабинета поднималась теплая ласковая вода.

— Извини, папа, я не знала, что ты занят, — послышался в кабинете юный голос.

В дверях задержалась тоненькая высокая девушка. Серые с очень темным райком глаза ее без удивления осматривали гостя. На разлетистых бровях, на коротких темных ресницах поблескивали бисеринки. Чуть удлиненное лицо с твердым, слегка вздернутым носом еще не отошло, еще горело. Пахло от нее свежим чистым снегом.

— Наденька, — сказал Нестеровский, подхватывая вскочившего Костю под локоть, — это наш новый регистратор Константин Петрович Бочаров. А это моя дочь…

Она подала Косте узкую ладонь лодочкой, не шевельнув ни одним пальцем. Рука была холодная.

Так вот она какая — дочка полковника!.. И какое имя: На-день-ка! Как утренний холодок весной перед звонкой капелью. Или нет, скорее студеный ручеек так перебирает монетки солнца на перекате. Наденька!

Костя проклинал эти долгие святки, хотел быть императором, чтобы издать закон, отменяющий их! Утром он несколько раз прошел возле особняка, устыдился, бесцельно зашагал по улицам. Перегруженные праздностью горожане спали долго, и Пермь была пуста. Щедро, роскошно падал снег, покрывал усталые от морозов, от каблуков, от полозьев, оскверненные дрянью загулов улицы. На плечах Кости лежал пуховый воротник, щекотало под носом и подбородок; слезы навертывались.

Одиночество, опять одиночество! Мама в такие праздники сама колдовала у печи, запахи жареного лука и мяса дразнили ноздри. Отец торжественно доставал табакерку с инкрустациями, в которой была зеленоватая пыль. Эту пыль он нюхал по праздникам. А Костя, освобожденный от гимназической формы, только и ждал, когда можно будет удрать к товарищам. Ничего он тогда не ценил, ничего!

Как всегда, дверь Иконникова не была заперта. Внизу никого. Костя снял шинель, набросил на шарик вешалки. Но дверь распахнулась, и вбежал подпоручик Михель, отряхиваясь, весело блестя глазами.

— Господи, кого я вижу, — затормошил он Костю. — Ну идем, идем скорее!

Обнял Бочарова за плечи, потащил наверх. Иконниковы пили чай. Александр Иванович в полотняной рубашке, в каких-то мятых клетчатых брюках выглядел совсем по-домашнему. И Анастасия была в простеньком платье, чистом, но уже довольно потертом. Сашка вертелся на стуле, сбивая салфетку, заправленную под подбородок.

Иконников не поднялся, только улыбнулся, сказал:

— Вот кстати.

Самовар шипел, сияя медалями, уставя на Костю изогнутый нос. Анастасия позвала прислугу, та отвела Сашку, и в гостиной все на мгновение притихли, как бывает перед переменою разговора.

— Ну, был в больнице? — спросил Иконников Михеля.

— Отнес ему чаю, сахару, немножко денег. Кажется, растрогал. Поправляется. Но как же не вовремя заболел!..

— Все болеют не вовремя, — вздохнул Иконников, позвенел ложечкой. — Это о Кулышове, которому вы деньги относили, — напомнил он Косте. — Георгий, тебе на бал непременно?

— Приказ баталионного, — пожал плечами подпоручик.

— Мне тоже. Анастасия вот все недомогает.

— Не верь ему, Георгий, — посердилась она. — Просто не хочу.

— Душно там невыносимо. — Михель щелкнул ногтем по расшумевшемуся самовару.

Костя в канцелярии слышал об этом бале еще до нового года. Весь город говорил, какие торжества замышляются в Благородном собрании. Заранее знали, какие вина подаст купец Антонов, какими деликатесами ошеломит ресторатор Голованов. Будет концерт пермских знаменитостей. Господин Герасимов пропоет романс «Убежище» собственного сочинения на слова Гейне. Девица Герасимова и господин Болтерман сыграют в четыре руки на фортепьянах увертюру. Вокальный дуэт составят госпожа Падалка и господин Мейер. Хор гимназистов с чувством исполнит гимн «Боже, царя храни». Сверх программы воспитанником гимназии Пантюхиным будет пропет романс «Выхожу один я на дорогу», пользующийся неизменным успехом у публики. Лотерея-аллегри, танцы под оркестр гарнизонного баталиона. Дамы-благотворительницы — супруги господина начальника губернии и господина вице-губернатора — определяют сборы с концерта и лотереи в пользу бедных.