Сяошэн Лян - Исповедь бывшего хунвэйбина

Видимо, именно в этом они подозревали меня.

Мне стало и весело, и смешно. О, Владыка неба и Владычица земли, мне даже в голову не пришло заниматься теми слитками в форме башмачка, золотыми слитками, дорогими именными цепочками, украшениями и пачками денег. Возможно здесь подсознательно срабатывала уверенность в том, что здешние вещи все до единой взяты на учет. А вот, что касается «Весны», «Осени», «Лета» и «Зимы», то они не выходили у меня из головы, я не находил себе места.

— Ты зачем проверял деньги? — недовольно спросил я.

— Не за чем, просто так, захотелось взглянуть! — ответил он.

Я больше ничего не стал говорить, они переглянулись и тоже умолкли. Зашли в маленькую подсобку и опустились на пол. Когда удобно уселись, один из них предложил:

— Нас четверо, возьмем по одной части «Весну», «Лето», «Осень» «Зиму» и вдумчиво почитаем!

— Правильно, воспользуемся тем, что остальные пока не вернулись, и изучим их.

Обсудив это вместе, они приподняли ковры.

Я, делая вид, что тоже собираюсь читать, взял в руки свой «Декамерон».

Они, естественно, ничего не нашли.

— Странное дело, разве мы не под ковры их положили, когда уходили?

— Да!

— Точно, я видел, как вы заложили их под ковер!

Я украдкой посматривал на них, видел, как каждый в упор посмотрел на меня.

Я спросил их:

— Какие «Весна» и «Лето»? Разве, когда вы уходили, не сказали мне, что бросили книги в общую кучу? Выходит вы и под ковры еще что-то засунули?

— Не прикидывайся незнающим!

— Друг, не дури нам головы!

— Давай обменяемся! Если ты хочешь прочитать их, подожди пока мы закончим и отдадим тебе, тогда читай себе на здоровье! — Они вплотную обступили меня.

— Обменяться? Чем обменяться? Я не поднимал ни одного угла ваших ковров!

Один из четырех схватил меня за ворот, приподнял и, сделав сердитый вид, сказал:

— Не зли меня! Ту книгу я откопал в куче! Если сейчас возвратишь, ничего не будет, в противном случае, скоро вернутся все, и тебе будет плохо!

Я видел, что постепенно они распаляются, понимал, что запираться дальше не следует, но не хотел так просто сказать им, где они спрятаны, и решил, что лучше всею пригрозить им:

— Убери руки, я не позволю вам читать эти пошлые желтые книжонки! Вцепившийся в мой ворот парень с угрозой в голосе спросил:

— Ты читал?

— Нет!

— Если не читал, то откуда знаешь, что это желтые пошлые книги? Ты парень задумал втайне завладеть этими книгами. Что, не так?

— Я... — на миг горло заклинило, я не мог ничего ответить.

Он не ошибся, я хотел завладеть ими для себя, чтобы потом на досуге почитать всласть.

— Сейчас мы его посадим на пол!

И тогда они вчетвером скрутили мне руки и ноги и с силой бросили меня на пол.

Удар задним местом о пол и нестерпимая боль заставили меня просить пощады. Я указал им место, где запрятаны «Весна», «Лето», «Осень» и «Зима». Таким образом, четыре части ветхих книжонок перешли в их руки. Когда прибыли остальные, они снова разделились на четыре группы и, как и до обеда, сосредоточенно углубились в чтение.

В последующие несколько дней те четыре ветхие книжонки были «духовной пищей» моих подчиненных в «пещере Али-Бабы». Пользуясь этой «духовной пищей», они ничуть не грустили, не тосковали, даже забыли о том, что за стенами этого склада идет небывалая великая культурная революция, перевернувшая небо и опрокинувшая землю. Знания спокойно валялись в углу комнаты, сваленные в одну кучу, на них они не обращали внимания. Сам я, будучи ответственным за все, для чтения мог урвать совсем немного. А «проштудировать» те книжонки тоже очень хотелось, да очередь не доходила. Мы все читали, однако все упорно избегали обсуждения содержания этих четырех частей ветхой книги. Никто друг другу даже слова не сказал. Тем более не затрагивали такие темы, как любовь и женщины. Воспитание, которое мы получили, подсказывало нам, что в этом возрасте обсуждать такие темы очень стыдно. Казалось, что в наших головах не мелькают даже мысли такого рода. В глубине души я чувствовал, что никто среди нас не относился к другим с большим презрением. Каждый прежде всего презирал себя, а потом уже и своего друга. Такая психология презрительного отношения к самому себе и к другим, исходящая из глубины сердца, в конечном счете создала среди нас особенное сознание равенства, которое еще следует хорошо изучить психологам. Похоже, среди нас находилось высшее существо, которое постоянно голосом третейского судьи напоминало нам: «поступайте честно, не лицемерьте. В сущности ваши души одинаково устремлены в сторону деградации. Все вы одного поля ягода!» Отношения между людьми такого сорта заставляют каждого из них не выставлять на показ чувство собственного достоинства, так как они знают, что в глазах своих друзей — они ничтожные эмбрионы, а также потому, что сам он смотрит на них, как на ничтожных эмбрионов, которые не имеют чувства собственного достоинства и злорадствуют над другими. Допустим, что кто-нибудь сказал приятные на слух возвышенные слова, то независимо от того, насколько уважаем тот человек, все равно кто-нибудь мог тут же с насмешкой сказать: «Какого черта изображаешь из себя благородного внука, здесь же никто никого не знает!». Тогда партнер может покраснеть, опустить голову, задуматься, не на самом ли деле он рядится под благородного внука». Это, пожалуй, еще хорошо. А то ведь и так случалось: ты и в своем сердце, и в сердцах других будешь обречен стать ничтожным эмбрионом, и не обязательно раскаиваться из-за того, что сам еще больше опустился в низы общества, как не обязательно ломать голову из-за того, что хотел показать себя немного возвышеннее.