Андрей Серба - Полтавское сражение. И грянул бой

Натянув поводья, Диброва заставил коня заплясать на месте, вырвал из ножен саблю, повернул к лавам вмиг побледневшее лицо.

— За ридну Украину! За казацьку волю! Слава!

— Слава! — загремело вокруг.

От этого могучего тысячеголосого крика взметнулись с земли и заплясали в хороводе снежинки. Со свистом вылетели из ножен казачьи клинки, легли меж конских ушей направленные вперед пики. Срываясь с места, ударили копытами в гулкую мерзлую землю кони, взвихрили позади себя снежную пыль.

— Слава! — снова раскатисто и протяжно пронеслось над скачущими казачьими лавами.

Диброва не упустил момента, когда шведский офицер взмахнул шпагой и фейерверкеры поднесли к орудиям зажженные фитили. В тот же миг полковник заставил коня присесть на задние ноги, припал к его шее, втянул голову в плечи. Тотчас впереди словно грянул гром, пронзительно завизжала картечь. Прежде чем скакун вздрогнул всем телом и начал падать, Диброва освободил из стремян ноги и успел соскочить на землю. Присев от резкой боли, он быстро выпрямился и осмотрелся по сторонам.

Картечный залп, хлестнувший в середину казачьего строя с расстояния в сотню шагов, пробил в нем восемь брешей, разорвав сплошную до этого линию конницы на несколько частей. По этим лишенным управления, полуоглохшим, еще не пришедшим в себя остаткам атакующих почти в упор грянули залпы шведских пехотинцев. Стремясь зайти казакам во фланг, стала брать разбег тяжелая кирасирская конница. Вот он, самый ответственный и решающий миг битвы!

— Коня! — воскликнул Диброва, озираясь вокруг себя.

Оба его джуры лежали на земле рядом со своими бездыханными конями. Услышав голос полковника, один из них зашевелился, приподнял голову, с трудом встал на ноги. Шатаясь сделал несколько шагов, схватил за распущенные поводья проносившуюся мимо без седока лошадь, подвел ее к Диброве. Но когда тот попытался сесть в седло, пронзительная боль в левой ноге заставила его заскрипеть зубами.

— Помоги! — прохрипел полковник джуре.

Казак отпустил поводья, встал перед Дибровой на четвереньки. Полковник поставил ему на спину здоровую ногу, с трудом вскарабкался в седло.

— Спасибо, друже, — поблагодарил он.

Но джура не слышал. Вытянувшись во весь рост, он неподвижно лежал у копыт коня. Его рубаха была красной от крови. Верный джура даже перед лицом смерти исполнил свой долг.

Осмотревшись с коня, Диброва облегченно вздохнул. Вырубив до единого человека орудийную прислугу и оставив смолкнувшие батареи позади, вал его конницы неудержимо катился на ощетинившееся штыками каре шведской пехоты. Казаки фланговых сотен прямо с седел метали в кирасир длинные пики и выхватывали сабли. Совсем не растерянные и беспомощные остатки расстрелянного в упор полка были перед Дибровой, а прежние три сплошные, хотя заметно поредевшие, но повинующиеся единой воле и замыслу казачьи лавы.

— Слава! — прошептал пересохшими от волнения губами полковник, бросая коня с места в карьер...

Сбитый с ног лошадиной грудью, с разрубленным плечом лежал на орудийном лафете шведский капитан. Не в состоянии даже пошевелить головой, он поневоле был вынужден смотреть перед собой туда, где, взяв в рукопашном бою шведские укрепления, шли вперед русские гвардейские батальоны... Где, разрядив на скаку в каре мушкеты и пистолеты, казачьи сотни уже врезались в смешавшиеся ряды королевских пехотинцев... Где, не выдержав яростной сабельной рубки с казаками, торопливо поворачивали коней назад кирасиры.

Не в силах видеть этой картины, капитан закрыл глаза. Несмолкающий, леденящий кровь страшный крик стоял у него в ушах:

— Слава!..

Левенгаупт отыскал взглядом среди стоявших против него офицеров долговязого генерала, сквозь повязку на голове которого проступала кровь.

— Штакелберх, где сейчас русские?

— Они выбили нас с высот у Лесной и удерживают мост на реке Леснянке по дороге к Пропойску.

— Другими словами, они преградили путь голове нашего обоза и в любой момент могут обрушиться на него сзади. Вы это хотели сказать, генерал? — язвительно спросил Левенгаупт.

Опустив голову, Штакелберх молчал.

— Что с нашей артиллерией?

— Противник отбил у нас шестнадцать орудий, — не поднимая головы, тихо ответил Штакелберх. — Именно из них русские сейчас и обстреливают нас.

— Каковы дисциплина и настроение в войсках?

— Полная неразбериха. Боевые части смешались с обозом, у нас масса раненых. Болота и лес не позволяют занять правильную оборону. А темнота и русский орудийный огонь еще больше усиливают панику.