Александр СЕГЕНЬ - Невская битва

С тем и расстались. Монахи пошли назад в Наза­рет, а он вдоль Иордана. Простудиться уже не боялся. Кто ж простужается после крещенского купанья! Раз­ве что скрытый нехристь. Наоборот — снова хотелось раздеться и туда-сюда сплавать, да только надобно бы­ло идти.

Весь день шел он, останавливаясь лишь чтобы под­крепить силы куском хлеба и глотком вина. И до само­го вечера не попадалось ему жилья. Только когда сов­сем стемнело и он уж отчаялся, вдруг увидел довольно большой дом, окруженный богатой изгородью. Подо­шел к воротам, набравшись смелости, постучался, но когда ему открыли — обомлел. Грозного вида ага­рянин взглянул на него и строго спросил о чем-то на страшном своем наречии. Алексий в ответ пробормо­тал разом все, чему научил его Юрий:

— Салям аллейкум, алля юхалик, Русия, Алькодес…

Он ждал, что после этого его в лучшем случае прого­нят, а в худшем убьют, но грозного вида агарянин вме­сто этого вдруг низко поклонился и знаком показал страннику, что его приглашают в дом. Каково же было его изумление, когда в доме он увидел иконы и кресты, красноречиво свидетельствующие о том, что хозяева дома — христиане. Да, так оно и оказалось. Тыча себя в грудь и повторяя: «Русия! Русия! Христианин! Алля юхалик!», он показывал, что на груди у него тоже есть крест. Набежали домочадцы — женщины, мужчины, юноши, девушки, — что-то лопотали, наконец усадили гостя за стол и стали предлагать разные кушанья. Он ел и чувствовал, что проваливается в непреодолимый сон. Так и уснул за столом, с лепешкою в руке.

На другое утро Алексий проснулся рано-рано и об­наружил себя в удобной постели. Он встал, помолился вполголоса, побежал на реку и переплыл туда и обрат­но, в точности как вчера. Вылезая на берег, увидел обитателей дома, высыпавших поглазеть на то, как он купается в ледяной воде. Они восторгались им. Пове­ли в дом, стали снова угощать, а когда он собрался бы­ло в путь-дорогу, грозный хозяин разозлился и стал показывать, что не пустит гостя. Алексий подумал, что торопиться ему некуда, до Пасхи еще ох как дале­ко, и решил немного пожить у гостеприимных агарян-христиан.

Днем он снова ходил купаться в Иордане и вечером тоже. Хозяина дома звали Бутросом, что на местном наречии означало Петр. Он пытался знаками объяс­няться с Алексием, и кое-какая беседа у них получи­лась. Бутрос просил Алексия приучить его сыновей, Фатеха и Саргиса, к купанию в холодной воде, и со следующего дня началось учение.

Через неделю в сопровождении Саргиса и Фатеха русский паломник отправился дальше к заветной це­ли своего путешествия. Спутники были его сверстни­ками, оба веселые и добродушные, они даже приня­лись, в свою очередь, изучать язык своего гостя, и чем дальше шли, тем легче им было объясняться между собой. Их отцу Бутросу понравилась мысль, чтобы сы­новья следовали с русичем тем же пешим ходом, что и он, до самого Алькодеса, как называли Святый Град все агаряне. Смешной был Фатех, с бельмом в глазу, лицом черный, и все время смеялся. Это он придумал такую шутку: что значит Иерусалим? Это как бы та­кое агарянское приветствие русичу: «Эй, рус, салям!» «Вернусь домой — надо будет не забыть рассказать про это», — весело подумал Алексий.

На третий день пути дошли они до Мертвого моря, вода в нем была черная и угрюмая, как бы в память о Содоме и Гоморре, лежащих на дне этого водного пространства. Переночевав в гостеприимном дворе, они рано утром пошли на запад, шли весь день, до са­мой темноты, и ночевать остановились у подножия Масличной горы. Ночью Алексий плохо спал, ему не терпелось поскорее увидеть Иерусалим, и с первыми лучами солнца он отправился один на гору. Подняв­шись, пал коленями в снег и заплакал, ликуя, что пе­ред ним стены Святого Града, а внизу, на западном склоне горы Елеонской, — Гефсиманский сад, в кото­ром Господь был схвачен. Солнце все больше озаряло заснеженные виды Иерусалима, и снова казалось, что находишься не в южных палестинах, а где-то у себя на родине. К тому же и крест над храмом в Гефсимании был православный. Спустившись туда, Алексий по­стучался в ворота крошечного русского Гефсиманского Воскресенского монастыря и был принят двумя мо­нахами. Здесь он поселился, сюда же привел Фатеха и Саргиса. Оказалось, что они не просто арабы, а ара­мейцы; это быстро выяснил инок Василий, знакомый с арабским и арамейским наречиями. С сего дня нача­лась жизнь инока Алексия во Святой Земле.

В первый месяц он ходил по святыням Иерусали­ма, всюду, где хоть что-нибудь было связано со Спаси­телем. Обстановка в городе была мирная, со времени войны между агарянами и латинскими рыцарями многое изменилось; в отличие от свирепого Саладина нынешний султан был слабый, и, случись новому по­ходу франков, они бы без труда возвратили Иеруса­лим. Магометане терпели присутствие в городе и ар­мян, и франков, и русичей, и даже евреев, небольшое поселение которых развивалось в окрестностях горо­да, угрожая стать большим.