Эптон Синклер - Агент президента

Робби Бэдд, игравший в футбол и в поло, теперь перешёл на гольф и прибавил двадцать килограммов и чувство собственного достоинства. Его седые волосы стали частью его образа. Его поведение стало сердечным, и он любил поговорить, при условии, что говорил с человеком, который любил слушать то, о чём Робби любил говорить. Если его предоставить самому себе, то он мог бы выглядеть грязнулей, но его жена держала его в порядке, убирая старую одежду, заменяя её новой и безупречной. Она держала его дом таким же образом, убирая сигарные окурки и пепельницы, а также стаканы с недопитым виски. Дом был большой и элегантный, но немного наводил на мысль о пуританской молельне со стенами с обоями и мебелью вкуса праотцев Эстер. На стенах гостиной висели несколько картин Арнольда Бёклина, которые Ланни нашёл в Германии, зная, что они порадуют его мачеху, потому что они воплощали или должны были воплотить философские идеи.

Ланни прибыл в этот дом с секретным поручением. Он должен вызвать своего отца на разговор и осторожно подвести его к предметам, которые были в списке для того человека в Белом доме — кто был для Робби огорчением и воплощением всех злых и пагубных тенденций этого времени. Ланни не должен сделать ошибку, показывая слишком много интереса к какой-либо одной теме. Он должен позволить своему отцу свободно вести разговор. Нельзя делать никаких заметок. Все имена и цифры Ланни должен сохранить в памяти, уйти в свою комнату и кратко набросать их, а затем вернуться за другой порцией информации.

Казалось подло шпионить за своим отцом. Но Ланни не собирался ничего сообщать, что могло нанести вред Робби. Он собирался вредить только делу, которое Робби считал своим собственным. Получение большей прибыли для предпринимателей по всей земле. Также поддержание автократического контроля над промышленностью, который Робби считал необходимым для её прогресса, а Ланни считал угрозой для политического, социального и интеллектуального развития. Не было никакого смысла спорить, нет смысла пытаться примирить или объяснить две противоположные точки зрения. Никто не мог сказать, Робби Бэдду, что рабочие имели какие-либо способности или какие-либо права вмешиваться в управление промышленностью. Робби считал, что рабочие были тем, кем были, и должны получать ровно столько, сколько они стоят. Робби действительно не считал их компетентными говорить что-либо, но он примирился с этой системой, обнаружив, что он мог совершать сделки с политическими боссами в своем городе, округе и штате. Он не мог контролировать президента или конгресс, несмотря на дорогостоящие усилия совместно с другими республиканскими крупными бизнесменами. Они старались изо всех сил, но несколько месяцев назад получили сокрушительное поражение. Теперь каждый раз, когда Робби думал об этом, он бывал вне себя от ярости так, что у него опасно повышалось давление. Ланни должен был сказать себе: "Я предатель идей моей семьи, я змея подколодная, тайный враг". Он должен был сказать то же самое в доме своей бывшей жены и ее друзей в Англии, и большинству светских дам и господ, которые приходили в дом его матери на Французской Ривьере. Но он принимал позу любителя искусства и обитателя башни из слоновой кости, для которого политика была низменным занятием, недостойным джентльмена. Он должен был прислушаться к выражению самых реакционных взглядов, и если кто-то задавал ему прямой вопрос: "Что вы думаете об этом, мистер Бэдд — или герр Бэдд, или месье Бэдд в зависимости от обстоятельств — он должен был быть готов к игривому ответу, что в светском обществе можно было принять за остроту: "Ну, всяким людям удается получать выгоду от политики, и я полагаю, что мы не должны быть слишком удивлены, если рабочие не попытаются сделать то же самое".

Ланни осталось только спросить своего отца, как дела на заводе. Его отец ответил ему, что они только что установили "сопряжённые кондукторы" для новой модели. Ланни заинтересовался этой странной формой производственного процесса, в результате Робби предложил показать ему эти новейшие устройства. На следующее утро он проводил его через этот большой завод, который возник в течение нескольких месяцев на месте, где недавно было болото, рассадник москитов. Они смотрели вниз с балкона на огромное помещение, которое выглядело, как джунгли сложных машин, каждая из которых выбивала и выколачивала свою индивидуальную мелодию. Ланни, конечно, знал, что каждая машина была помещена на место, которое инженеры определили с точностью до миллиметра. Он понимал, работа этих машин определялась в ряде случаев с точностью до микрона. Лучшие часы никогда не производились с такой же точностью, как эти изделия из стали, алюминия, магния и чего ещё. Они здесь штамповались, шлифовались и полировались на фоне такого разнообразия звуков, которые сливались в один бесконечный гул, который, как был уверен Ланни, уши рабочих вскоре перестали замечать.