Бернард Корнуэлл - Азенкур

– Уведи лошадь, – велел Ник Хорроксу.

Подойдя к трупу, он вытащил стрелу из разбитой глазницы, чтобы снять с шеи всадника толстую золотую цепь, – и замер. На цепи висела подвеска – толстый, оправленный в серебро диск из белоснежной слоновой кости, на котором красовалась фигурка антилопы, вырезанная из черного янтаря.

– Дурак. Глупыш-несмышленыш… – Хук снял с мальчишки слишком большой для него шлем и взглянул в искалеченное лицо сэра Филиппа де Руэля.

– Совсем малец! – удивился Хоррокс.

– Мелкий глупыш, вот он кто, – ответил Хук.

– А что он тут делал?

– Смелость показывал, прах его побери.

Хук снял с Филиппа тяжелую золотую цепь и подошел к тому месту, где мальчишка вглядывался в груду тел. Там, поваленное на два чьих-то трупа, лежало тело в пропитанном кровью налатнике – на ярко-алом фоне Хук с трудом разглядел контуры двух алых секир. Горло под откинутым шлемом было рассечено до самого позвоночника.

– Он пришел искать отца, – бросил Ник Хорроксу.

– Ты-то откуда знаешь?

– Знаю. Дурак несчастный. Просто пришел искать отца…

Хук швырнул подвеску в мешок, выбрал стрелу с тонким наконечником и повернулся к английскому строю.

Король в зазубренном шлеме и в налатнике, рассеченном ударами вражьих клинков, взбирался на своего белого мерина, чтобы лучше видеть врага. На дальнем конце поля, позади бредущих к лагерю остатков французского войска, Генрих разглядел третий полк французов с поднятыми пиками. И напомнил себе, что у английских лучников кончились стрелы.

Гонец принес известие о том, что французы напали на обоз, и король обернулся в седле, чтобы оглядеть войско. Сотни воинов сторожили французских пленных, которых явно было больше, чем латников в его армии. Генрих окинул взглядом строй: там, где в начале битвы стояло девять сотен латников, теперь осталась лишь тонкая шеренга – слишком многие из латников и стрелков, захватив в плен французов, ушли их стеречь. Кое-кто из лучников, правда, вышел в поле собирать стрелы. Король одобрительно кивнул, хоть и знал, что набранных стрел все равно не хватит на всех коней третьего полка. От Генриха не ускользнуло, что какой-то безумец-француз вздумал напасть на лучников. Поморщившись от криков, которыми стрелки встретили гибель смельчака, король вновь обратил взор к армии.

В войске царил беспорядок. Генрих знал, что стоит врагу пойти в атаку – строй выправится, однако сейчас в тылу у англичан оказались сотни пленных, годных в битву. Хотя у них отобрали шлемы и оружие, им ничего не стоило напасть сзади: руки связаны не у всех, свободные запросто развяжут остальных, и сотни врагов бросятся на опасно поредевший строй англичан. С теми французами, что грабили сейчас лагерь, можно было подождать: главное – отбить третью атаку французских рыцарей, а для этого понадобится каждый клинок его немногочисленной армии. Как бы долго ни пришлось врагам пробираться верхом через устланное трупами поле, рано или поздно они его одолеют, и длинные вражеские пики ударят в англичан. Генриху нужны были воины.

А воины смотрели на короля, прикрывшего глаза, и понимали, что он возносит молитву к своему суровому Богу, который до сих пор спасал английскую армию. Генрих молился о том, чтобы Божье милосердие не иссякло, и пока он шептал молитву – ответ пришел сам собой. Ответ настолько удивительный, что на миг король замер. Затем, напомнив себе, что с ним говорил сам Господь, Генрих открыл глаза.

– Убейте пленных, – приказал он.

Латник из ближайшего окружения воззрился на короля, подозревая, что ослышался.

– Государь?..

– Убейте пленных!

Тогда пленники не смогут напасть на англичан, а стерегущие их воины отправятся на битву.

– Убить пленников! Всех! – крикнул Генрих, рукой в латной перчатке указывая на пленных врагов. Кто-то из латников наскоро прикинул – французов захватили около двух тысяч. Генрихов жест указывал на них всех. – Убить! – повторил король.

Французская орифламма призывала к беспощадности. Значит, пощады не будет.

Пленные должны умереть.

Сеньор де Ланферель мрачно бродил позади английского строя. Окинув взглядом восседающего на коне Генриха в побитом шлеме, он отвел глаза и вдруг увидел герцога Орлеанского, племянника французского короля. Пленного герцога в окровавленном налатнике держал за руку лучник в одежде с королевским гербом. Юный Орлеан, всегдашний красавец и умница, теперь выглядел понурым и больным.

– Мессир… – Ланферель опустился на одно колено.