Хаим Зильберман - ВОССТАНИЕ В ПОДЗЕМЕЛЬЕ

– Скажите ему, – обратился ко мне Вася, – что, по имеющимся у нас сведениям, в восьмом квартале есть запасный выход на поверхность. Спросите, согласен он открыть нам этот выход или нет?

Гауптмая не дослушал до конца вопроса и нетерпеливо прервал меня:

– Кому это «нам»? Кто это – «вы»?

– Мы – штаб восстания, – объяснил Вася.

– Ни о каком восстании не знаю!.. – решительно заявил Вернер и повернулся к двери.

Стоявший на посту Цой направил на него автомат и, выйдя в коридор, плотно прикрыл за собой дверь.

А Вася продолжал спокойным тоном не спрашивать, а скорее разъяснять всё более и более свирепевшему Вернеру:

– Под землёй стоят громоздкие и тяжелые моторы, трансформаторы, в течение нескольких лет сюда доставлялись рулоны бумаги, контейнеры с различными машинами. Как же их спускали вниз? На лифте? Или волокли по узким лестницам? Совершенно ясно, что тут есть какой-то другой вход. Господин Вернер не может не знать об этом! Переведите!

Я взглянул на Вернера. Он был смертельно перепуган и изо всех сил старался показать, что слушает самым внимательным образом. Куда исчез его апломб, его вера в своего фюрера! Было похоже, что он ничего не понял, хотя всё время смотрел мне в рот. Я повторил вопрос.

В коридоре послышался шум. Вася поднялся из-за стола.

– Подумайте, господин гауптман! – бросил он и пошел к выходу. – Присмотрите за арестованным! – сказал он мне.

Шум в коридоре усиливался. Вася выскочил за дверь, и мы остались один на один. Гауптман Вернер будто не замечал меня. Он прислушивался к тому, что делается за дверью, и напряженно молчал. Только стёкла очков его блестели и, по мере того как шум нарастал, всё чаще вздрагивали.

Мог ли я ещё двумя часами раньше представить, что мне придётся охранять арестованного гауптмана, одного из начальников подземелья?

Мы оба были безоружны: этот сытый, холеный убийца, представитель так называемой высшей расы, и я, узник, более трёх лет не дышавший свежим воздухом, приговоренный к медленной смерти в подземной тюрьме.

И захотелось мне поговорить с этим гауптманом, захотелось, чтобы он услышал мой голос.

– Вот и кончилась ваша власть, господин Вернер! – сказал я ему.

Он насторожился, повернул ко мне свои стекляшки, но тут же сник и уставился глазами в пол. Он старался угадать, что происходит по ту сторону двери. Шум в коридоре не умолкал, но мне было не до него. Хотелось знать, о чём думает сейчас этот гауптман, не считающий нас за людей, убеждённый в том, что убийство заключённого не должно и не может служить причиной для привлечения его к ответственности. Но гауптман сидел молча, беспокойно прислушиваясь к доносившемуся из коридора шуму и бросая в мою сторону ненавидящие, презрительные взгляды.

На столе лежала стопка бумаги. Я взял один лист, протянул его Вернеру и предложил:

– Чтобы не терять даром времени, вы бы пока, господин гауптман, нарисовали план восьмого квартала со всеми его входами. Прошу вас.

В ответ я услышал рычание. Лицо гауптмана покрылось красными пятнами, руки затряслись, он завыл, выражая таким образом свою злость, ненависть, негодование… Потом он поднял над головой сжатые кулаки и сорвался с места. Последнее, что я успел заметить, были его глаза: они вылезли из орбит и застыли на перекошенном побелевшем лице. Но, вместо того чтобы броситься на меня, Вернер вдруг повернулся к стене и стал с нарастающей яростью биться головой о камень. Он барабанил по стене кулаками, колотил головой, продолжая рычать, всхлипывать и что-то бормотать. Очки его упали, по лицу заструилась кровь.

Сказать по правде, я никак не ожидал подобного взрыва от такого солидного человека, каким казался вначале гауптман Вернер, и порядком растерялся. Больше тысячи дней пробыл я под землёй и впервые за это время видел, как человек терял рассудок, причём удивительнее всего было то, что безумие овладело не заключённым, а начальником. Это было настолько неожиданно и неестественно, что я бросился на помощь к Вернеру. Я старался оттянуть его от стены, предложил выпить холодной воды (графин с водой стоял тут же на тумбочке), пытался ухватить его за руку, чтобы, если это удастся, снова усадить на стул, но все мои усилия оказались тщетными. Продолжая хрипеть, стонать и скрипеть зубами, гауптман бился головой о стену, колотил её кулаками и всё больше и больше терял человеческий облик.

Может быть, мне следовало выскочить за дверь, позвать кого-нибудь на помощь, но я помнил наказ Васи: «Присмотрите за арестованным!» Совсем неопытный конвоир, я понял эти слова в буквальном смысле и не решился выйти хоть на одну секунду, чтобы не нарушить приказа своего командира.