Сергей Семанов - Крымская война

Болезни превращались в старческую немощь, а это уже никуда не годное качество для любого делового человека. Рассказывали, что как-то в преклонные для Горчаков годы ему представляли молодого российского дипломата. Канцлер, не поднимаясь с кресла, сказал: «Извините, не могу встать, но несмотря на мою болезнь, в мои руки снова отдали интересы России». Сказано с присущим ему изяществом выражений, но всё же... Отдали-то отдали, да только и сам он мог бы воздержаться от принятия того, что отдали в его слабеющие руки... Не воздержался, однако.

Когда-то Горчаков сказал Бисмарку: «Если я выйду в отставку, я не хочу угаснуть, как лампа, которая меркнет, я хочу закатиться, как светило». Сказано несколько выспренне (или перевод на русский тут неважен), но смысл понятен: уйти со службы в пору успехов, а не на закате. Верная мысль и не столь уж редкая у людей, да вот беда: осуществляют её на дёле далеко не все; характера, видимо, не хватает, слаб человек!.. О Горчакове рассказ пойдёт далее, но вот Бисмарк: выдающийся политик, его таланты высоко оценены при жизни, оценки эти не поколебало прошедшее время.

И что же? В престарелом возрасте он натворил таких ошибок, совершил — обидно даже сказать — столько глупостей, что семидесятипятилетнего старца бесцеремонно и оскорбительно выдворили в отставку. И это его, первого канцлера Германской империи, родовитого князя Отто Эдуарда Леопольда Бисмарка фон Шенгаузена, крупнейшего немецкого дипломата?! И добавим: тогда, в марте 890-го, очень немногие немцы сочувствовали своему недавнему кумиру. Sic transit...

Жизнь меж тем продолжалась, не затихала и вековечная борьба богатых и бедных, угнетателей и угнетённых, свободных, отстаивавших свою независимость от поработителей. Потрясения, втягивавшие в свою орбиту все тогдашние великие державы, возникали то здесь, то там. Со второй половины 870-х центром международной напряжённости вновь стали многострадальные Балканы.

Летом 1875 года вспыхнуло восстание в подвластных Османских империях Боснии и Герцоговины (одна из республик Югославии). Невыносимый гнёт турецких пашей сочетался тут с унижением национального и религиозного духа славянских народов. Восставшие требовали независимости и обращались за поддержкой к великим державам, но прежде всего — к России. Мелкое, казалось бы, это событие сразу же возбудило общеевропейский кризис, ибо речь тут вновь пошла о разделе наследства «большого человека» — дряхлеющей султанской Турции.

«Наследниками» выступили сразу три империи: Британская (они, как обычно, первыми почуяли добычу), Австрийская и Российская (последние обе выступали на сей раз осторожно). Английская плутократия зарилась на Ближний Восток, а также — в антирусских целях — на черноморские проливы. Австро-Венгрия не прочь была хоть как-то восполнить свои потери в Италии и Германии. Сложнее всего оказалось положение дел в России.

Если Британия и Австро-Венгрия исходили из традиционной политики захвата того, что вроде бы плохо лежит, то российская политика определялась в этом вопросе борьбой довольно разных и противоречивых сил. Очень широкие круги тогдашней российской общественности, а также Русская православная церковь твёрдо стояли за помощь братским славянским народам — независимо от каких-либо сиюминутных и меняющихся политических обстоятельств. Они исходили из того, что защита славян-единоверцев есть природный и безусловный долг России; такие идеи находили широкую поддержку, в том числе в демократических кругах и в толще народа.

С другой стороны, российская буржуазия, в особенности та, что сплотилась вокруг крупнейших петербургских банков, строила свои надежды на тесной связи с «Европой», то есть европейским космополитическим капиталом (в частности и в особенности с банкирами Ротшильдов).

Этой исключительно влиятельной группе никак не нужны были всякие серьёзные действия России в пользу балканских славян — это могло бы вызвать падение ценностей на питерской бирже (крупнейшей в стране). Выразителем тех кругов в Российском правительстве стал тогдашний министр финансов М.Х. Рейтерн.

Общегосударственные интересы России никак не могли, разумеется, совпадать с интересами столичных биржевиков, хотя не учитывать эту силу тоже было нельзя, особенно при тогдашнем расстройстве русских финансов и зависимости страны от западных займов. Горчаков полагал, что Россия не может уклониться от поддержки восставших славянских народов. В противном случае русское влияние на Балканах, и без того уменьшившееся после Крымской войны, упало бы окончательно. Горчаков и здесь стремился избежать обострений, могущих втянуть Россию в опасную и невыгодную для неё войну. Он попытался разрешить балканский вопрос, не вступая в противоборство с Австро-Венгрией. В общем и целом это было в русле его принципиальной политики, и Александр II отстаивал точку зрения канцлера, хотя наследник престола (Александр III) и ряд видных деятелей правительства стояли за более твёрдую поддержку южных славян.