Сергей Семанов - Крымская война

Горчаков крайне сдержанно относился к русско-германскому и русско-австрийскому сближению, хотя оно имело немало сторонников среди царского окружения и встречало сочувствие Александра II. Опытный дипломат отчётливо видел растущую угрозу со стороны Германской империи. Он понимал, что могут означать для России слова Бисмарка о «традиционных дружеских отношениях»: «железный канцлер» пытался повести петербургский кабинет в русле своей политики, а политика эта была чревата опасными для нас последствиями (что и подтвердилось позже).

Со своей стороны Горчаков стремился использовать союз с Германией и Австро-Венгрией для противодействия наступлению Англии в Средней Азии и на Ближнем Востоке; сближение России с этими странами лишало Англию континентальных союзников, в случае если англо-русские трения перерастут в вооружённое столкновение. Бисмарк, поддерживая союз, рассчитывал тем самым добиться невмешательства России в подготовляемой им новой франко-германской войне. Таким образом, цели обеих держав, вступивших в союз, были весьма различны. Между Горчаковым и Бисмарком началась сложная дипломатическая борьба, которая осталась приметной вехой в истории мировой политики.

Постепенно нарастая, эта борьба проявилась уже в берлинских переговорах. «Железный канцлер» предпринял попытку использовать в своих целях встречу трёх императоров, изобразив свидание в Берлине как заговор против Франции. Однако Горчаков помешал планам Бисмарка. Тогда же он встретился с французским послом в Берлине Гонто-Бироном и ясно дал ему понять, что Россия не поддержит агрессивных намерений Германии. Касаясь реформы французской армии, которая приводила Бисмарка в неистовый гнев, Горчаков сказал: «Вы делаете то, что вы считаете нужным, и вы правы. Я вам говорил и повторяю: нам нужна сильная Франция».

Германским политикам не удалось сходу добиться желанной цели. Международная печать, подробно освещавшая те события, справедливо расценивала итоги переговоров в Берлине как несомненную дипломатическую неудачу германского канцлера, которому не удалось добиться изоляции Франции. Бисмарк после этого с раздражением заметил английскому послу, что Горчаков «действует ему на нервы своим белым галстуком и претензией на остроумие». (При всём своём раздражении Бисмарк не потерял присущей ему наблюдательности: Горчаков, действительно, всю жизнь имел слабость к изысканной одежде, тщательно следил за модой, а в беседах отличался сдержанным остроумием).

Русская дипломатия поспешила воспользоваться сближением с Берлином и Веной. 24 апреля 1873 года в Петербурге была подписана русско-германская военная конвенция о взаимной помощи. Вслед за тем царь заключил с императором Австро-Венгрии договор о «совместной линии поведения». Этот договор имел, однако, самый общий характер. Русско-австрийские противоречия на Балканах могли проявиться в любой миг. Горчаков считал, что Союз трёх императоров, покоившийся на непрочной основе, к концу семидесятых годов утратил своё значение, и он был, безусловно, прав.

Однако основное внимание тогдашнего мира вызывали события по обоим берегам Рейна. Угроза, нависшая над Францией с востока, по-прежнему не уменьшалась. Германское правительство беззастенчиво провоцировало войну. Зимой 1873— 1874 годов в немецких газетах началась подготовленная Бисмарком кампания против Франции. В Петербурге это неприкрытое бряцание оружием было встречено крайне неодобрительно. Многочисленные попытки германского канцлера заигрывать с русской дипломатией оставались безрезультатными. Горчаков писал Александру II, что Бисмарк «старается привлечь нас к своим враждебным Франции действиям. Мы используем его добрую волю, не позволяя завлечь себя далее наших целей».

Но и Бисмарк был совсем не тот политик, который легко отступает от своих целей: он начал готовиться к следующей атаке. С этой целью он отправил в Петербург своего доверенного дипломата Радовица. Посланец Бисмарка вновь начал интриговать против Франции, но не добился никаких результатов. Горчаков слушал речи Радовица «очень рассеянно» и не выказал никакого намерения обсуждать с ним германо-французкие дела. Тем самым русский дипломат ясно давал понять, что Россия не поддержит воинственных планов Бисмарка.

В отличие от всех последующих германских милитаристов прозорливый Бисмарк не счёл решимость Горчакова достаточно серьёзной в отношении своих антифранцузских намерений. Бисмарк усиленно подогревал и без того накалённую обстановку, а с весны 875-го начал открыто готовить нападение на Францию. Русский посол в Берлине Убри засыпал Горчакова депешами об угрожающих намерениях Германии. Европа была охвачена паникой, которую позже нарекли «военной тревогой».