Черная туча закрыла небо. Смертоносный дождь с грохотом, подобным тому, что порождает камнепад, обрушился на хуннов. А потом забухали механизмы, сооруженные Аландром, и в ряды всадников врезались громадные камни, пятифутовые стрелы и совсем уж ужасные снаряды, разбрызгивавшие огонь. Хунны смешались. Ошеломленные всадники что есть сил дергали за узду, бросая коней кто вправо, кто влево, кто и вовсе поворачивая назад. Конские копыта нещадно дробили тела, дико кричали люди, раздирая болью сердца, ржали раненые и обожженные лошади.
Стройные ряды наступавших сломались, обратившись в месиво. Лишь немногие пытались продолжить атаку и, вырываясь на свободу, мчались к застывшим на месте ди. Большинство бесцельно металось по полю, умножая и без того немалое число жертв.
Грохот… Ди дали второй залп, произведший не меньшее опустошение. Третий накрыл жидкую цепочку тех хуннов, что все же пытались атаковать, почти начисто выкосив. Четвертого уже не понадобилось, ибо все те, кто еще держался в седле, повернули назад.
Это было невероятно. Шаньюй даже протер глаза, отказываясь верить увиденному. Его воины, сто пятьдесят сотен вороных, точнее, то, что от них осталось, постыдно бежали, а ди — жалкие ди! — стояли на месте, не потревоженные даже стрелой. Хрипя от ярости, Тумань рвал ворот простеганного металлическими бляхами кафтана — тот душил его.
— Атаковать! Атаковать! Перебить всех! — летели, мешаясь с брызгами вина, вопли из глотки Высочайшего.
Князья, все эти чжуки, лули, дуюи и данху прыгали на коней, поспешая к дружинам. Лишь Модэ нарушил приказ и остался подле отца. Тот, кажется, того не приметил.
Полчища хуннов пришли в движение. Все сразу: белые, рыжие, серые стронулись с места и, рассыпаясь в гигантскую лаву, покатились на воинов-ди. Четыреста сотен всадников — степь покуда не видела столь грозной атаки. Один вид этой грохочущей лавы вселял робость в сердце. Но ди не дрогнули. За шестьсот шагов туча стрел накрыла передние шеренги нападавших, так что последующим пришлось дальше скакать по костям павших товарищей.
Затем сверху обрушились камни, каждый из которых вырубал целую просеку, гигантские стрелы, пронзавшие всадника вместе с конем, огонь, воспламенявший одежду, волосы, лица и даже оружие. Хунны ответили воем, потонувшем во втором залпе. И лишь теперь взвились в небо минди — поющие стрелы хуннов. Они летели с истошным свистом — не столь густо, зато не переставая, кропя смертельным дождем неподвижно стоящих на месте ди. Было видно, как то один, то другой витязь-ди валится с коня наземь. Было ясно, что еще немного, и ди не выдержат и побегут.
— Вперед! — ревели князья, жаждущие выслужиться перед Величайшим.
— Вперед! — ревели в один голос рядовые воины, грезящие о крови и славной добыче.
Раз! Целый ряд воинов с грохотом провалился в ямы ловушки. За ним второй, а третий, четвертый и пятый пошли по людским и конским телам, превращая те в кровавое месиво.
Раз! Вновь и вновь врагов сметали камни и стрелы, рвались по ветру губительные языки пламени.
Хунны потеряли многих, но все же дошли. В обычном бою они предпочли б иссечь врагов стрелами, но сейчас это было невыгодно. Ди стреляли метко и слаженно и, что самое главное, далеко. Сегодня хуннам приходилось полагаться на меч да на свое превосходство в числе, какое, несмотря на огромные потери, все еще сохранялось.
Закипел яростный бой, где каждому ди, будь то старец иль отрок, приходилось иметь дело сразу с двумя врагами. Какое-то время ди держались, потом начали пятиться. Аландр скупо бросил стоявшей подле него Талле:
— Мне пора! Ты знаешь, что делать!
Девушка кивнула. Лицо ее было бесстрастно, но в глазах металась тревога, причина которой… Аландру хотелось бы, чтоб он верно угадал эту причину.
Выхватив меч, непомерно большой, длиной по хребет лошади, он повел в бой дружину воинов Племени без имени, впрочем, имя уже обретших. Как-то ночью, незадолго до этого дня Аландр произнес:
— Мне не по душе, что мои витязи не имеют имени, какое заслуживают.
— Так дай его им, — предложила Талла.
Аландр задумался и возвестил:
— Я буду называть их гетайрами.
Талла то ли с изумлением, то ли с любопытством взглянула на возлюбленного.
— И что же это означает?
Воин пожал могучими плечами.
— Не знаю. Но мне кажется, что именно так должны называться друзья, готовые каждый отдать жизнь за всех и все полечь костьми за одного!
И вот сейчас триста гетайров, словно пресловутый входящий в масло нож (но так уж было!) вонзились в строй хуннов. Оружие их было необычно для этих мест, искусство владения этим оружием — удивительно. Ни один хунн не мог устоять против вооруженного длинным мечом витязя. Лишь двое или трое из гвардейцев Аландра пали, сраженные стрелами.
Читать дальше