Андре Моруа - История Франции

10. Могло ли сформироваться общественное мнение при таком централизованном режиме? Оно не только существовало, но и громко заявляло о себе. Но не через прессу, ибо газеты были немногочисленны и бессодержательны. Оно звучало через охотников до новостей – нувеллистов, которые представляли тогда устную журналистику. Существовали государственные нувеллисты, или политики, и нувеллисты от Парнаса, или литераторы. «Это они создают репутации в Париже». Их горячее стремление – быть первыми в том, чтобы сообщить новость, в том, чтобы высказать какие-то комментарии, в том, чтобы покритиковать. Они стратеги, дипломаты и теологи.

News letters, существующие в англосаксонских странах с XX в., во Франции существовали уже с XVII в., и нувеллисты через голландских банкиров еженедельно получали те новости о военных событиях, которые еще не опубликовало правительство. Некоторые группы встречаются в определенных местах, например под каштанами сада Тюильри. Маршалы в отставке комментируют военные операции. За каждым садом закреплено свое предназначение: внутренняя политика – в Пале-Рояль, внешняя политика – в Тюильри, литературные новости – в Люксембургском саду. Кроме того, новости в провинциях распространяются через частную корреспонденцию. Письма мадам де Севинье переписывались и распространялись по всему Провансу. Практически общественное мнение во Франции 1710 г. было гораздо более свободным, чем во Франции 1810 г.

11. Каково же было положение деревни при Людовике XIV? Увеличилась ли нищета народа? Свидетельства довольно противоречивы. Фенелон в своем письме королю от 1695 г. сравнивает Францию «с огромным скорбным приютом для нищих без пропитания». Возмущения, вызванные голодом, многочисленны, и они безжалостно подавляются. «Все эти войска в Бретани, – пишет мадам де Севинье, – только и делают, что грабят и убивают». Кольбер, трудившийся десять лет над созданием промышленности, привел крестьян в отчаяние, запретив вывоз хлеба. Хорошо известно описание крестьян, данное Лабрюйером: «Пугливые звери, самцы и самки… черные, бледные, опаленные солнцем, живущие в норах… на черном хлебе, на воде и винограде». Что это – литературное преувеличение? Возможно. Но совершенно очевидно, что французские крестьяне платили налоги за привилегированных, то есть за освобожденных от налогов, и делалось это ради содержания тех же самых привилегированных, и что сумма налоговых поступлений уменьшилась за время царствования наполовину. Вольтер в своей книге «Век Людовика XIV» считает, что те, которые оплакивают условия жизни крестьян, не делают четких различий между фермерами и батраками: «Батраки живут только трудом рук своих; и так происходит во всех странах света, где большинство должно жить своим трудом. Но нет другого такого королевства во всем мире, где земледелец был бы зажиточнее, чем фермер любой из французских провинций, и одна только Англия могла бы поспорить с ним за это первенство. Пропорциональная талья, незаконно введенная в некоторых провинциях, способствовала увеличению состояний земледельцев, у которых были плуги, виноградники и сады. Батрак оказывается вынужденным работать: такова природа человека…» Богатый Вольтер легко принимал такую точку зрения. Жаловались те, кто страдал. В то время была хорошо известна молитва: «Отче наш, иже еси в Версале! Да не святится уже имя Твое, да не приидет более царствие Твое, да не свершится ныне воля Твоя на земле, яко и на воде. Хлеб наш отсутствующий даждь нам днесь…» (цит. по А. Байе). Многие еще добавляли: «…и остави нам откупщиков наших», потому что богатели только финансисты. Говорят, что статуя каждого короля установлена в среде тех, кого он любил: статуя Генриха IV установлена среди его народа, на Новом мосту; статуя Людовика XIII – среди неугомонных фаворитов Королевской площади; статуя Людовика XIV – среди сборщиков внеочередных налогов на площади Побед. В 1690 и 1709 гг. нищета королевства дошла до такого уровня, что сам король ради пополнения казны приказал переплавить свою серебряную мебель, золотую посуду и даже собственный трон.

Мадам де Севинье. Гравюра начала XVIII в.

12. Некоторые передовые французы понимали, что страна нуждается в глубоких реформах. Вобан писал маркизу де Торси: «Уже давно меня одолевает одна безумная идея, над которой я часто размышляю и не надеюсь избавиться от нее. И вот, не имея сил устоять перед искушением, я поддался ему…» Этим искушением было искушение написать книгу «Королевская десятина», которую Вобан дополнил докладными записками королю. В ней он излагал, что взимание тальи выродилось в такую коррупцию, какую и ангелы небесные не смогли бы преодолеть, и что не уделяется достаточного внимания мелкому люду, «самой разоренной части королевства» – той его части, «которая всегда больше всего страдала и больше всего страдает». Сорок лет жизни, проведенной в странствиях, деятельность инженера, сводившая его с людьми разных классов, сделала из Вобана одного из самых информированных французов. Это привело его к мысли, что любая привилегия, ведущая к освобождению от налогов, несправедлива и что каждый подданный обязан платить пропорционально своим доходам. Он предлагал новую фискальную систему: а) десятина произведенного продукта; б) десятина в деньгах на остальные доходы; в) габель и таможенные удельные пошлины. Что касается тальи, то ее следовало упразднить. Его труд был окончен в 1700 г. Вобан прочел его королю, который не сделал никаких замечаний, а затем без разрешения опубликовал его в 1706 г. Книга была осуждена постановлением совета, и Вобан умер в прямом смысле этого слова от огорчения. Его труд был примечателен скорее великодушием своих намерений, чем реализмом предложений, эта книга прославилась как пример того интереса к страданиям «мелкого люда», который может проявлять, даже вопреки своим собственным интересам, великий человек, любимец государя.