Андре Моруа - История Франции

11. Для создания республики требовался союз между Гамбетта и наиболее умеренными монархистами. Гамбетта сам предложил это трудное объединение. «Республика – это неизбежность, – внушал он центристам, – и вам следует согласиться с этим не как членам партии, не как людям, наделенным чувствами, а как настоящим политическим деятелям…» Необходимость покончить со сложившейся обстановкой становилась очевидной. Вновь ощущалась враждебность Бисмарка по отношению к Франции, которая, по его мнению, восстанавливалась слишком быстро. Ассамблея любой ценой не должна была позволить втянуть себя в новую войну, не сформировав в стране устойчивого правительства. Докладчик господин Лабуле настойчиво уговаривал своих коллег действовать: «Европа смотрит на вас, Франция к вам взывает, и мы тоже умоляем вас, мы говорим: „Не берите на себя такой ответственности! Не оставляйте нас в неизвестности и, говоря проще, пожалейте нашу несчастную страну!“» Несмотря на патетику этой речи, голосование блокировалось крайне левыми, которые, храня верность памяти революции, не хотели видеть вторую палату и самым парадоксальным образом вступали в союз с неисправимыми монархистами. Наконец Анри Валлон, историк, член ассамблеи, внес следующую поправку: «Президент республики избирается большинством голосов сената и палаты депутатов, совместно собравшихся в Национальном собрании. Он назначается сроком на семь лет и может переизбираться». На этот раз рассматривалась уже не кандидатура маршала Мак-Магона, а любого вероятного преемника. Статью одобрило 353 голоса против 352. Республика была создана с перевесом в один голос и к тому же косвенным образом, ибо этот текст фиксировал способ выборов президента республики, принцип образования которой еще не был принят ассамблеей.

12. Конституционный закон 1875 г. основал Третью республику. Написанный монархистами, этот закон должен был способствовать возвращению короля. Отсюда и долгий срок полномочий президента; отсюда также и право президента распускать парламент с согласия сената. Наученная опытом 2 декабря, ассамблея благоразумно воздержалась от избрания президента народом, потому что во Франции это было опасно. В итоге президент играл роль конституционного монарха. Он не имел права вето, что избавляло его от длительных конфликтов с народом. Сенат, избираемый в два этапа коллегиями, в которых преобладали делегаты муниципальных советов, должен был являться, по мнению Гамбетта, «большим советом коммун всей Франции» и, как верили консерваторы, стал бы сдерживающим началом. Сенаторы избирались на девять лет и обновлялись на треть состава, но правые, чтобы обеспечить себе большинство, заставили принять решение, по которому ассамблея назначала 75 бессменных сенаторов, то есть избранных пожизненно. Они считали, что эти места займут консерваторы. Но в последний момент коалиция бонапартистов и республиканцев оставила за собой 57 бессменных мест. Это вновь подтвердило политическую ловкость левых. Они еще не обладали большинством в стране, но было очевидно, что «новые слои», идущие за Гамбетта, со все возрастающей настойчивостью потребуют себе места в правительстве. Во время этого идейного разброда всеобщее избирательное право еще довольно терпимо относилось к нотаблям, что оказалось весьма разумным, ибо с административной и экономической точек зрения нотабли в целом неплохо справлялись с управлением страной. «За несколько лет они привели в порядок финансы: бюджет 1875 г. сводился с профицитом в 100 млн; рента за пять лет поднялась до 10 %; депозиты сберегательных касс увеличились на 27 %. Производство угля увеличилось на 60 %, производство железа – на 26 %, производство чугуна – на 23 %. С 1871 по 1875 г. было построено 18 тыс. км железных дорог. Внешняя торговля увеличилась на 21 %; деятельность портов почти удвоилась. Выставка 1878 г. в Париже стала ярким подтверждением французского возрождения» (Р. Лакур-Гайе). Но не хлебом единым жив человек, и богатство не заменяет свободы. В глазах французов правительство нравственного порядка навсегда осталось всего лишь временным решением. Тьер и Брольи выполнили свою задачу. Казалось, что будущее теперь за Гамбетта.

1. Республика была основана монархистами; теперь важно было понять, смогут ли ею управлять республиканцы. Тьер продолжал верить, что за республиканцами во Франции стоит не более 1,5 млн избирателей из общего числа почти в 8 млн. Это было грубейшей ошибкой, вытекающей из письменного обобщения результатов голосования. Тьер не принимал в расчет, что большинство всегда составляют колеблющиеся. С того момента, как республика победила, колеблющиеся перешли на сторону республики. Между тем правые сохраняли в своих рядах президента Мак-Магона, который считал, что в его «инструкции» входит держать радикалов на расстоянии и управлять, опираясь на закон. От левых ситуация требовала большой осторожности. Гамбетта не страдал ее отсутствием. В пылком радикале все яснее проглядывал оппортунистский государственный деятель. Чем мог он напугать мелкую городскую или сельскую буржуазию? Он ведь говорил о «новых слоях», а не о новых классах. Как истинный патриот, он прежде всего оценивал опасность со стороны Германии. Используя как предлог закон от марта 1875 г., который предусматривал увеличение французской армии, Бисмарк вновь стал угрожать Франции. Существовало мнение, что, опасаясь войны-реванша, он готовил превентивную войну. Это не было доказано, но в дело вмешались Англия и Россия. Они выразили озабоченность, и «железный канцлер» отступил. Гамбетта встречался с принцем Уэльским, мечтал о союзе с Россией и говорил, что наступит день, когда латинские и славянские страны уничтожат Германию. Благодаря его влиянию республиканцы выступали в стране как консервативные патриоты. Теперь казалось, что как раз правые готовы ввязаться в новую авантюру. Левые обвиняли их в том, что они хотят (как некогда Наполеон III) вернуть папе его светский трон. Антиклерикализм нарастал. Французские крестьяне все так же пребывали добрыми католиками, но они опасались феодальной реакции, и в их глазах Церковь оставалась естественной союзницей Версаля.