Андре Моруа - История Франции

Леон Гамбетта. Фотография Этьена Каржа. 1870-е

4. Между тем Бисмарк с гениальным цинизмом использовал несбыточные мечты Наполеона III. Политика национального самоопределения вынудила императора поссориться с Австрией ради поддержки итальянцев в их стремлении к объединению, а также с Россией, выступив в защиту свободной Польши. Вопреки правовым нормам ему пришлось признать аннексию Пруссией датских провинций Шлезвиг и Гольштейн. Император не видел опасности в том, что Пруссия становится центром Северо-Германского союза, поскольку считал, весьма неосмотрительно, что в таком случае Германия будет искать поддержки у Франции. В 1865 г. Бисмарк попросил его о встрече в Биаррице, где с показной откровенностью сообщил, что собирается развязать войну с Австрией, чтобы исключить ее из Германского союза, а затем пересмотреть немецкую конституцию и вступить в союз с Италией. В обмен на нейтралитет Франции он бы не стал возражать против получения ею некоторой территориальной компенсации. И Наполеон III вновь не удержался от соблазна. Он счел, что, разорвав договор 1815 г., он компенсирует тем самым свой провал в Мексике. Но коварный Бисмарк воздержался от письменных обязательств. Война 1866 г. против Австрии победно завершилась через несколько недель и впервые продемонстрировала научный и промышленный характер ведения современной войны. Быстрота мобилизации, великолепное вооружение, постоянное использование железных дорог привели к молниеносной победе Пруссии, которая поспешила создать Северо-Германский союз. Единственной серьезной угрозой для Бисмарка могла стать мобилизация французской армии на Рейне в то время, когда немецкие силы были вовлечены в военные действия против Австрии. В этот критический момент Наполеон III, под угрозой применить силу, мог бы получить компенсацию для Франции. Но шансом нужно уметь воспользоваться. Когда Наполеон III потребовал свою долю, было уже поздно. Он попросил хотя бы Майнц. Бисмарк посмеялся над «счетом, выставленным содержателем постоялого двора». Бельгия? Бисмарк поспешил информировать Англию, которая, верная своим традиционным фобиям («антверпенский пистолет»), разразилась громкими протестами и стала проявлять враждебность по отношению к Наполеону III. Люксембург? Вся Германия выразила негодование против передачи земли, которую она испокон веков считала германской. Между тем Италия вступила в союз с победителями, чтобы получить Венецию. Таким образом, договоры 1815 г. были разорваны, принцип национального самоопределения восторжествовал над принципом законности, но только в пользу Пруссии.

Гюстав Курбе. Портрет Анри Рошфора. 1874

5. Ничто так не деморализует, как провал. Против империи, победившей в Крыму и в Италии, оппозиция была бессильна. Но катастрофа в Мексике и дипломатическое поражение в Европе изменили равновесие внутренних сил. Озлобленная, униженная страна теперь поддерживала парламентариев, враждебных режиму. Запрещенный во Франции сборник стихов Виктора Гюго «Наказание» распространялся тайно и раздувал ненависть. Под натиском волн общественного мнения усталый и больной император понемногу сдавал позиции. Палатам вернули право парламентского запроса. Тьер говорил правительству: «У вас нет больше права ни на одну ошибку». Сам Наполеон в публичной речи упоминал «черные пятна, омрачившие горизонт». Сент-Бёв, которого некогда порицали за подчинение власти, вновь обрел престиж, защищая в сенате свободу мысли против нового наступления ультрамонтанов. Раздраженные нападками гарибальдийцев на папу, церковники требовали второй Римской экспедиции и чистки в преподавательском составе Франции. Наполеон под натиском правых попытался вновь выступить в защиту светской власти папы, затем, подчиняясь либералам, смягчил суровость законов о печати. Анри Рошфор, маркиз де Рошфор-Люсе, воспользовался сложившейся ситуацией и начал издавать еженедельный непочтительный и остроумный памфлет «Фонарь», первый номер которого содержал знаменитую фразу: «Франция насчитывает тридцать шесть миллионов подданных, не считая подданных недовольству», а еще «Диалог в кафе»: «– Гарсон! Мне Францию… – Только когда она освободится, сударь. – Ну так я подожду!». Это не было чем-то выдающимся, но каждый четверг сто тысяч экземпляров «Фонаря» развлекали парижан на тему правительства. Тогда же был образован комитет по созданию памятника Виктору Бодену, жертве государственного переворота. Но подписчики подверглись преследованию, и их судебный процесс предоставил шанс молодому адвокату Гамбетта́ выступить с убийственными нападками на империю, которые превратили его в кумира молодежи. Заключительная часть его речи восхитила Париж. «Вот уже семнадцать лет, – обращался он к членам правительства, – вы являетесь абсолютными хозяевами Франции… Мы не станем дознаваться, как вы использовали ее богатства, ее кровь, ее честь и ее славу… Но лучше всего, потому что это выдает ваши собственные угрызения совести, говорит о вас то, что вы никогда не осмеливались сказать: „Мы отмечаем годовщину 2 декабря как национальный праздник“. Так вот! Эту годовщину, которую вы не хотели замечать, мы станем отмечать за вас. Каждый год это будет годовщина памяти о наших погибших, и это продлится вплоть до того дня, когда страна, вновь сделавшись хозяйкой своей судьбы, потребует от вас искупления…» Отныне у республиканцев имелся вождь. «Этот Гамбетта, – заметил император, который полагал, что у каждого человека есть своя цена, – действительно обладает большим талантом. Нет ли способа его успокоить?» Но такого способа не нашлось. Правительство стало настолько слабым, что с трудом провело военный закон маршала Ниеля, впрочем совершенно необходимый ввиду создавшегося превосходства немецкой армии. В своей ярости оппозиционеры доходили до того, что забывали об интересах страны.