Андре Моруа - История Франции

4. Робеспьер с отвращением взирал и на дантонистов, и на «бешеных». Он достиг «безоговорочной диктатуры благодаря своей репутации неподкупного и, так сказать, политического постоянства; его речи, манеры, костюм оставались неизменными. Всегда напудренный, хотя пудра была запрещена, всегда желчный и холодный, таким он раньше являлся на заседания Генеральных штатов, таким он оставался и депутатом» (Б. Барер). Он презирал деньги и ненавидел женщин с маниакальным жаром целомудрия, оскорбленного их женственностью. Его женоненавистничество получало удовлетворение от казни Манон Ролан и Люсиль Демулен. Денди и педант в одном лице, санкюлот в шелковых кюлотах, «Триссотен-гильотинщик» (И. Тэн), он лелеял в себе опасную убежденность, что является человеком, облеченным миссией. Он искренне смешивал своих врагов с врагами Франции и полагал себя столь непогрешимым, что не боялся никакого преступления. Возможно, его твердость объяснялась полным отсутствием контактов с обычной человеческой жизнью. «Этот малый не умеет даже яйцо сварить», – говорил Дантон. Но зато Робеспьер умел командовать и организовывать. Упорство характера, пагубное в мирное время, сделало из него военного предводителя. Придя к власти, он обнаружил, что против Франции ополчилась вся Европа, а две трети самой Франции восстали против Комитета общественного спасения. За полгода он навел порядок. Он проповедовал полное подчинение индивида во имя отечества или религии. «В нем уживаются Магомет и Кромвель», – отмечал Тибоде. Однако этот Магомет стремился стать самим Аллахом, Единым и Единственным. Робеспьер задумал уничтожить фракции, потому что они нарушали чудовищный эгоцентризм его системы. Кого следовало обезглавить первыми – дантонистов или «бешеных»? Дантон или Эбер? Первой жертвой он выбрал Эбера, потому что Дантон, более сильный, мог помочь уничтожить Эбера. И тотчас, при помощи Фукье-Тенвиля, Эбер становится «агентом Питта и Кобурга». После казни Эбера наступает черед Дантона. Он мог бы бороться и дорого продать свою жизнь, но этот поклонник вакхических празднеств устал от жизни и в глубине души терзался угрызениями совести. «Я предпочитаю быть гильотинированным, чем гильотинирующим… – говорил он. – К тому же я устал от человечества». Это выглядело почти самоубийством. Когда друзья советовали ему бежать, он отвечал: «Можно ли унести отечество на подметках своей обуви?» Арестованный 31 марта 1794 г., он заметил: «В такое же весеннее время я учредил Революционный трибунал. Теперь перед Богом и перед людьми я прошу за это прощения». Приговоренный к смерти, он воскликнул: «Подлый Робеспьер, тебя ждет эшафот!.. Ты последуешь за мной!» А в телеге, которая везла его на казнь, он произнес: «Ну же, Дантон, не прояви слабости!» На эшафоте он приказал палачу: «Ты покажешь мою голову народу, она стоит того». Его ошибки, его заслуги, его раскаяние были достойны выдающегося человека.

5. После смерти Эбера и Дантона Робеспьер оказался единовластным хозяином Франции. Исполнительный состав Комитета общественного спасения пасовал перед диктатором, в котором воплотились террор и добродетель, «добродетель, без которой террор пагубен, террор, без которого добродетель беспомощна». Несмотря на неограниченную власть, в каждом человеке, который не гнул перед ним спину, он видел врага. В Революционном трибунале, для установления «царства вечной справедливости», для «очищения душ и возвеличивания сердец», он требовал голов, голов и еще раз голов. «Если тесно сталкиваешься с людьми, то начинаешь испытывать желание всех поубивать». Епископы, верующие, атеисты, роялисты, республиканцы, девственницы из Вердена и откупщики – все погибали на гильотине. На похоронных телегах громоздились трупы маленьких девочек и восьмидесятилетних старух. Целые семьи расплачивались за побег в эмиграцию одного или двух родственников. 4 термидора старая жена маршала де Ноайль была обезглавлена вместе со своей невесткой, герцогиней д’Авен, и внучкой, виконтессой де Ноайль. За несколько дней до этого на эшафоте погибли ее деверь и золовка (маршал и герцогиня де Муши). Примерно в это же время Шатобриан, находясь в Англии, узнал, что Революционный трибунал только что отправил на казнь «Мальзерба; его дочь, госпожу президента де Розанбо, его внуков; графа и графиню Шатобриан. Они приняли смерть на одном и том же эшафоте». Все, кто мыслил, все, в ком сохранялись остатки морального мужества, находились в тюрьме. Более 10 тыс. невиновных были обвинены, то есть осуждены. Однако Робеспьер с большой помпой провел на Марсовом поле празднование в честь Верховного существа. Хор из Оперы исполнил «Отец Вселенной, Высший разум…». Робеспьер прочел проповедь. Во время этой странной церемонии трудно было понять, совершает ли он службу или сам является идолом. Конвент, разучившийся протестовать, бормотал что-то невнятное. Фуше, хотя и выпускник коллежа ораторианцев, но сделавший карьеру как атеист, на собрании у якобинцев высказался о Верховном существе и о Робеспьере в выражениях невнятных и неприязненных. С этого дня Робеспьер поклялся погубить Фуше. Он вынудил его защищаться. Однако побуждать Фуше к действиям было опасно, но еще опаснее было заставлять его искать союзников среди членов собрания. С тех пор как Робеспьер потребовал права обвинять депутатов без одобрения Конвента, его члены дрожали от страха. Из малодушия Конвент позволил обезглавить Францию. Из малодушия Конвент готов был обезглавить и Робеспьера. Ничто не оправдывало теперь террора. Республиканские армии и особенно армия департамента Самбра-и-Маас одерживали победу за победой. Сен-Жюст, чувствуя, что опасность составляла основную силу Комитета общественного спасения, потребовал у Барера «больше не выводить их из себя»! Но Барер еще яростнее продолжал их обвинять. Комитет общественного спасения тоже устал от «неподкупного».