Андре Моруа - История Франции

6. Казалось, вся страна устала от революции. В сложившейся обстановке монтаньяры сделали вывод, что нельзя уступать настроениям народа, что следует принудить его к новым революционным шагам. Против жирондистов развернули яростную пропаганду. В провинциях Марат называл их предателями. Тогда Жиронда обвинила его в подстрекательстве к убийству. Коммуна под крики восторга оправдала Марата. Таким образом, Париж бросил вызов Жиронде, которая угрожала Парижу. Во многих крупных городах (в Лионе, Нанте, Бордо) она еще обладала властью и мечтала поднять департаменты на восстание. Жирондист Инар пообещал страшные репрессии, если Коммуна все же осмелится затронуть народное представительство: «Париж будет уничтожен: да, вся Франция отомстит за подобное покушение, и недалеки те времена, когда придется гадать, на каком берегу Сены располагался некогда Париж…» Но подобные угрозы никогда не останавливают безумцев, скорее, они их только подогревают. Коммуна, ощущая свою силу и понимая, что в разгар войны невозможно собрать в короткий срок войска для похода на Париж, решила не считаться с Жирондой и организовать очередной «день». 2 июня 80 тыс. человек окружили зал заседаний Конвента. Анрио, новый командующий Национальной гвардией, установил 60 пушек. Робеспьер потребовал обвинения двадцати двух депутатов-жирондистов. Находясь в окружении, Конвент попытался покинуть помещение, чтобы доказать, что он свободен. Анрио грубо скомандовал: «Канониры, к орудиям!» Конвент смешался и отступил, а потом вернулся в зал заседаний, где Марат, по предложению Кутона, медленно и жестоко, наслаждаясь ужасом членов собрания, зачитал список «двадцати двух»: там значились самые громкие имена революции. Франкенштейн обратился против своих создателей. Жирондисты руководили революцией в период, когда та жила красноречием. Теперь, когда она сражалась, загнанная в угол, потребовались энергичные люди.

Людовик XVI. Памятная медаль работы Бенжамена Дювивье. 1790-е

7. Угроза реакции со стороны провинции, которая не спасла жирондистов, обрела реальность после их падения. Многим удалось бежать, и они возглавили местные восстания. Бюзо, в роли Сен-Прё и Немура при мадам де Ролан, поднял Нормандию и даже собрал небольшую армию. Вандея тоже взялась за оружие. Похоже, Лион, Марсель и Бордо также склонялись к восстанию. Две трети департаментов поднялись против Конвента. Это движение за децентрализацию Франции получило название федерализма. Если бы жирондисты возглавили его, то смогли бы начать большую игру и, возможно, выиграли бы. Но в них преобладала восторженность, а не стремление к энергичным действиям, и вооруженное восстание во время войны не понравилось нации патриотов. Французы были либо монархистами, либо революционерами, но никак не жирондистами. В Париже власть захватили люди жесткие и активные. Даже Дантон казался слишком мягким по отношению к жирондистам и 10 июля был отстранен ловким маневром Робеспьера, который полностью подчинил себе второй Комитет общественного спасения – Большой комитет, – беспощадные и стойкие вожди которого торопили события. Армия Нормандии была разбита. Взбунтовавшийся Лион взят. Кое-кто предлагал даже сровнять город с землей и позабыть его имя. Тулон, куда восставшие пригласили англичан, был захвачен после блестяще проведенной осады, во время которой отличился молодой артиллерийский капитан Наполеон Бонапарт. В Вандее успехи шуанов напугали республиканцев, склонных к федерализму, и побудили их помириться с Конвентом, который создал к этому предпосылку – новую конституцию 1793 г., которая явилась одним из ярчайших исторических обманов. Никогда ни одному народу не предлагалось столько гарантий против диктатуры одного человека или группы лиц: Законодательный корпус, избираемый только на один год; законы, подлежащие народному референдуму; Исполнительный комитет из восьмидесяти человек, избираемый и ежегодно обновляемый наполовину; и сама конституция, подчиненная народу через плебисцит. Никогда еще свобода не казалась столь хорошо защищенной, и никогда не предоставлялось меньше свобод, ибо, как только эта конституция, столь скрупулезно проработанная, была одобрена народом, ее «объявили слишком хорошей, чтобы подвергать опасности искажения в процессе применения» (Л. Мадлен).

8. Но этот ловкий обман, это голосование, это обещание новых выборов (которое, естественно, не было сдержано) дали время умам успокоиться. Побежденная силой оружия, идея федерализма постепенно угасала. Убийство Марата, заколотого в ванне молодой особой из Кана Шарлоттой Корде, оправдывало строгость мер. Отныне якобинское меньшинство могло править, прикрываясь патриотизмом. Режим народного спасения оказался гораздо более абсолютистским, чем прежняя монархия. На вершине располагался сам комитет, осуществлявший исполнительную власть. Полицейские дела находились в ведении Комитета общественной безопасности, но Большой комитет контролировал все. Десять его членов осуществляли коллективную диктатуру. Они заявляли, что будут править «до наступления мира». Комитет общественного спасения был незаконным образованием, он отличался тиранией, но проявил себя как великолепное военное правительство. Никогда ни один министр не работал больше и лучше, чем Карно, который создал республиканские войска, и Жанбон Сент-Андре, создавший морской флот республики. Все декреты комитета голосовались в Конвенте без предварительных обсуждений. В стране, в войсках комиссары или их присланные представители следили за подозрительными личностями и проводили чистки среди администрации. Война требовала от народа полной отдачи. Четырнадцать армий – 752 тыс. человек – были подняты на защиту родины. Такая всеобщая мобилизация явилась новинкой, но французы отнюдь не жаловались. Солдатские письма отражали энтузиазм, царивший в армиях: «Представьте себе, матушка, как мы возрадуемся, когда увидим, что наша дорогая республика процветает назло всем врагам…» Большинство этих солдат были молодыми людьми, призванными по мобилизации, но их очень удачно объединили с ветеранами и создали, таким образом, полубригады (два батальона волонтеров, один батальон ветеранов), которые за время революционных войн и войн империи стяжали свою неувядающую славу. Карно ковал тот меч, который однажды возьмет в руки Наполеон и добьется всеобщего восхищения. Но в делах Комитета общественного спасения было много и других, куда более мрачных страниц.