Аркадий Ваксберг - ИЗ АДА В РАЙ И ОБРАТНО

В Израиле, в издательстве «Кругозор», посмертно вышла книга воспоминаний «Тревожное время» умершего в 1996 году Героя Советского Союза, бывшего ефрейтора Григория Саульевича Ушполиса, который в начале пятидесятых годов, окончив партийную школу, был сотрудником аппарата ЦК компартии Литвы. В седьмой главе его книги есть такой пассаж: «В то время мне и в голову не могло прийти, что готовится депортация всех евреев страны. Предстояла их высылка из постоянных мест проживания в далекие северные районы по опыту, который Сталин во время войны применял к другим народам…» Об этих планах Г. Ушполису стало известно от первого секретаря ЦК Антанаса Снечкуса, который поручил ему поехать на товарную станцию и проверить, в каком состоянии находятся эшелоны для отправки людей. Редактор книги Ц. Раз попросивший Г. Ушполиса уточнить этот эпизод, рассказывает с его слов в газете «Еврейский камертон» что пустые вагоны были далеки от готовности, но начальник товарной станции заявил: «Жиды смогут и в таких вагонах отправиться на вечный покой».

Еще несколько свидетельств – все одного порядка Мужем уже неоднократно упоминавшейся в этой книге Раисы Орловой (в девичестве Либерзон) был Николай Орлов, номенклатурный работник, функционер, окончивший Высшую партийную школу. Он принес ей новость, услышанную от коллег: насильственное переселение всех евреев на Дальний Восток должно начаться 15 марта после казни «сионистов» на Красной площади[49].

Журналист Зиновий Шейнис, длительное время собиравший свидетельства подобного рода, приводит их несколько, в том числе бывшего сотрудника госбезопасности, а затем работника аппарата ЦК Николая Полякова, который утверждал, что был назначен секретарем комиссии по депортации евреев (председателем комиссии, по его словам, стал новый партийный идеолог Михаил Суслов)[50]. Тот же Поляков сообщал, что списки подлежащих депортации отделяли «чистых» евреев от полукровок (этих следовало депортировать во вторую очередь) и что на Дальнем Востоке спешно строились бараки, непригодные для жилья.

Я был бы готов отнестись скептически к этому, слишком уж сенсационному, утверждению, поскольку не все, что исходило от Шейниса, в точности соответствовало действительности, но как раз данную информацию подтвердила и тогдашний начальник пенсионного управления Министерства социального обеспечения РСФСР – Ольга Голобородько, которая интересовалась в Совете министров, придется ли и как выплачивать пенсию депортированным евреям, и ответа не получила, поскольку чиновники Совмина, что вполне очевидно, никаких инструкций на этот счет не имели[51].

Тогда же был издан подписанный Сталиным «приказ № 17» с грифом «Совершенно секретно», которым предписывалось «незамедлительно уволить из МГБ всех сотрудников еврейской национальности, вне зависимости от их чина, возраста и заслуг»[52].

Известный американист, академик Георгий Арбатов рассказывает в своих воспоминаниях со слов крупного советского разведчика Бориса Афанасьева, что «в начале 1953 года были получены предписания увеличить в связи с предстоящим «наплывом» заключенных «емкость» тюрем и лагерей и подготовить для перевозки заключенных дополнительное количество подвижного железнодорожного состава».

Хорошо осведомленный о событиях того времени, будущий сотрудник международного отдела ЦК Александр Бовин подтверждает сообщение Г. Арбатова: «Судя по тому, что мы знаем, речь шла не только об уничтожении еврейской элиты, а о том, чтобы уничтожить или заключить в огромное гетто всю еврейскую общину Союза»[53].

О том же самом я слышал непосредственно от Бориса Мануиловича Афанасьева, подлинная, не русифицированная, фамилия которого была Атанасов. Этот старый болгарский революционер, ставший советским шпионом-убийцей (он был причастен к ликвидации в Лозанне перебежчика Игнатия Рейса и к другим «мокрым» делам Лубянки), работал к концу жизни заместителем главного редактора журнала «Советская литература» (па иностранных языках). Сначала без большой охоты, а потом, отпустив невидимые тормоза и увлекшись, Афанасьев поведал о том, что на депортацию всех московских евреев Сталин отвел максимум три дня. Для тех, кто не успеет за это время погрузнться в вагоны, чекистам предстояло найти «какой-то выход на месте». Нетрудно представить себе, что это был бы за «выход». О том же в моем присутствии рассказывал Лев Шейнин. Хотя сам он в те дни, когда готовилась депортация, находился в тюрьме[54], но, выйдя на свободу после смерти Сталина, восстановил старые связи с крупными чинами госбезопасности и прокуратуры, которые имели касательство к проведению операции. Они тоже подтвердили, что по отделениям милиции были разосланы телефонограммы о составлении списков – причем не только врачей, а вообще всех лиц «определенной» национальности. Шейнин рассказывал это на скромном застолье в доме нашего общего приятеля, полковника юстиции, профессора Аркадия Полторака, вместе с которым он работал в советской части обвинения на Нюрнбергском процессе. Полторак тоже многое знал, и за столом сидели еще какие-то осведомленные люди, в том числе один крупный аппаратчик из международного отдела ЦК (В. Шапошников).