А София, задыхаясь, ворвалась в комнату и, яростно захлопнув за собой дверь, повернула ключ. Потом, зажав руками рот, бросилась на кровать и беззвучно зарыдала.
Стефан Данов медленно водил пальцем по странице, следя за тем, что читал писарь Айдер-бега. Рядом с ним напряженно слушал Гвараччино. Никое Апостолидис рассматривал сквозь дым сигареты пуговицы на мундире Айдер-бега и лениво думал о Стамбуле, о том, как неумолимо время, как быстро удовольствие сменяется скукой.
Когда писарь окончил читать, Гвараччино бросил небрежный взгляд в нижний угол листа и сказал:
— Затем следует список квитанций и других документов. Перечислить их?
— Читай, читай, — отозвался Стефан, не поднимая глаз от листа. — Это самое главное…
Писарь продолжил чтение, но Гвараччино уже не слушал. Он думал, стоит ли заезжать в Эдирне к Блэнту или же отправиться прямо в Стамбул. Данову нельзя доверять — никто не знает, в каком свете он может представить все Савфет-паше, если останется наедине с ним.
— Так, — поднял голову Стефан, когда писарь кончил читать, и снял очки. — Очень хорошо… Все они — друзья русского консула Найдена Герова… Давались деньги — на покупку пшеницы, шерсти, возможно, для подкупа — пусть теперь доказывают, если могут…
Он собрал листы.
— Где это все произошло, Стефанаки-эфенди, в Пазарджике? — спросил Никос Апостолидис, не вставая с места.
Данов глухо засмеялся.
— Раз и ты спрашиваешь, значит, все в порядке. — Он согнул листы пополам и поднялся.
— Я только спрашиваю, Стефанаки-эфенди, разве это грех? — чувствовалось, что слова Данова задели Никоса. — Нас ведь тоже спросят. — И, помолчав, добавил: — Вчера я разговаривал с Амурат-беем. Так вот он считает все это делом прошлого и не видит никакого смысла…
— Военные… — желчно засмеялся Стефан. — Военные умеют лишь сражаться. Ничто другое их не интересует… А ведь война — нечто иное… Гораздо больше… Порох — это уже в самом конце, а начинается война задолго до этого — на рынках, в канцеляриях. Тогда, когда военные не отходят от карточного столика и гром орудий им даже не снится!
Данов снова сел.
— Если спросить Амурата, — продолжил он, — о положении на сегодняшний день, он без запинки отрапортует, что в Румелии столько-то войск, столько-то винтовок и пуль, столько-то пушек, а на Дунае от Видина до Силистры все спокойно, никаким порохом и не пахнет… И все.
Стефан склонился над столом.
— А ведь как раз сейчас ведется одно из страшнейших сражений этой войны. Без грохота орудий и без снарядов. Хочешь знать, чем воюют? — Стефан повернулся к Никосу. — Вот этим, — он изо всей силы хлопнул рукой по листкам, собранным на столе. Лицо его, ставшее багровым от прилива крови, выражало ненависть к окружающим, да и всему на свете: к Амурату, принявшему его со сдержанным презрением, к отцу и брату, к местным хитрым, двуличным бога геям, к этим двоим, которых десять дней он всюду таскал за собой.
— Надо дело делать, — сердито заговорил он снова. — И делать уже сейчас. Русские в невыгодном положении, неужто не понимаешь? Вот уже два месяца подготавливается англо-австрийский пакт против России, потому Александр не смеет форсировать Дунай по всей его длине. Тот переход, у Галаца, так, ворон пугать… Дым в глаза…
— Постой, Стефанаки-эфенди, — прервал его Апостолидис. — Но ведь существует священный союз между русским, австрийским и прусским императором.
— Да ты больше слушай, — разнервничался Стефан. — В политике «вечные», «священные» — все это пустые разговоры. Каждый смотрит на другого — когда тот ударит. Царь и министр Горчаков под воздействием событий в Европе обещали при посредничестве графа Шувалова, что русские войска дальше Стара-Планины не пойдут. И если англо-австрийский пакт будет принят, русские вообще останутся по ту сторону Дуная. Но для этого необходимо, чтобы Дизраэли получил полную поддержку парламента, а в данный момент против него оппозиция Гладстона — свыше двухсот голосов. В эти дни вес решится. Успех или неуспех Дизраэли зависит от многого, и одно из них вот это, — Стефан потряс листами. — Савфет-паша вот уже три месяца ожидает этого момента. Сейчас важно найти влиятельную газету, чтобы она опубликовала все это, чтобы посеять в душах людей сомнение, заставить их почувствовать неуверенность. И если все сделать вовремя и с умом, события примут совсем иной оборот… А Амурат-бей пусть себе считает стволы у немецких пушек…
Читать дальше