Хотя солнце светило неярко, зной, усиливаемый суховеем, был невыносимым. Грозев дважды пробирался к реке, жадно пил мутную воду. Но это лишь усиливало чувство голода. Распластавшись на песке, он ждал наступления ночи.
На берегу Марицы горели костры — большинство из сухих веток, но были и из поленьев, их жар светился издалека.
Грозев крался в темноте к людям. Глаза его различили первые группы, расположившиеся на краю наспех сооруженного лагеря. Шагах в десяти от него угасал костер — сверкали горящие угли. Он остановился, прислушался. Говорили по-болгарски. Плакал ребенок.
Он опустился на землю и пополз — это было старое кукурузное поле, с которого сняли урожай еще в прошлом году. Теперь ему были хорошо видны люди у костра. Спиной к нему сидела женщина, она ворочала жар. Напротив нее полулежал, прислонившись спиной к корзине, худой, сморщенный старик. Он был одноногим. Свою единственную ногу, покрытую пылью, он протянул к самому огню. К культе другой была привязана деревяшка. Ближе всех к костру был мужчина с узким лицом и глазами-щелочками. Сидя на корточках, он вынимал картошку из дерюжного мешка. Рядом с ним присели на корточки двое старших детей. Младший лежал на коленях у матери.
Грозев прополз несколько шагов, потом встал: не хотел пугать людей. Невдалеке горели еще костры. Заметят ли его оттуда?
Он кашлянул и подошел совсем близко.
Первым увидел его мужчина с глазами-щелочками.
— Добрый вечер! — тихо произнес Грозев.
Женщина, вздрогнув, обернулась. Никто ему не ответил. Дети прижались к отцу. Старик поднял мутный взгляд и уставился на пришельца.
Грозев немного постоял. Молчание становилось тягостным, к тому же его могли увидеть сидевшие у других костров. Он присел на корточки. Ребенок, лежавший на коленях у матери, уронил картофелину, которую ел. Женщина, не сводя глаз с пришельца, подняла ее и спрятала, словно этот чужой человек пришел, чтобы отнять у них еду.
— Не бойтесь, — тихо сказал Грозев. — Я не плохой человек… Я не сделаю вам зла… Заглянул на огонек… Скоро уйду…
Тут вдруг из кучи хвороста показалась голова собаки. Это был худой черный пес с грязной шерстью и гноящимися глазами. Он лишь сейчас почуял пришельца и, верный своему собачьему инстинкту, вскочил и пронзительно залаял. Тотчас же ему начали вторить другие собаки. Мужчина ударил пса по спине. Пес взвизгнул и залаял еще громче. Тогда мужчина затолкал его под циновку, чтобы он замолчал, тревожно оглянулся вокруг. Кое-где собаки еще лаяли. Посмотрев на Грозева, мужчина глухо спросил:
— Ты голоден?
Грозев не ответил. Мельком взглянув на картофелину в руке женщины, он в свою очередь поинтересовался:
— Из какого вы села?
— Из Пиринчлия… — махнул рукой назад мужчина.
— Село все выселили?
— Все села… И хлеба жгут…
Мужчина замолк.
— При вас есть стражники? — спросил Грозев, внимательно следя за выражением его лица.
— А как же без них! — зло произнес мужчина. — Вон там, разбрелись среди людей.
Глаза старика перебегали с одного на другого.
— Горе… — он поднял палец, даже не зная, о чем они говорят. — Это бог посылает…
Мужчина положил четыре картофелины в жар и зарыл их. Потом внимательно посмотрел на Грозева.
— Ты из русских? — спросил он, разглядывая его одежду.
— Я болгарин, — ответил Грозев после короткого молчания.
Мужчина немного подумал.
— Это за тобой была сегодня погоня? — он покосился в сторону, словно боясь, что его услышат.
— За кем была погоня?
— За двумя русскими… Они убежали…
— Кто это тебе сказал?
— Да с утра все их ищут…
Оба умолкли. Мужчина наклонился к углям, выкатил обгоревшим сучком две картофелины, взял в ладони, сдул с них золу и положил перед Грозевым.
— Возьми… — сказал он. Потом спросил: — Тебя били?
— Нет, — ответил Грозев, — я упал… — Протянув руку, он взял картофелину и начал очищать кожуру.
Пронесся порыв ветра, угли засветились ярче.
Грозев медленно съел картофелину. Другую положил в карман пиджака. Потом сказал:
— Пора идти… Ты знаешь самый короткий путь до Хаджи-Элеса?
Мужчина покачал головой.
— Дорога туда далеко отсюда… По ту сторону реки… И повсюду полно стражников. Привезли из Карабунара и охотников с собаками. Которые недавно лаяли, белые, — это ихние… — Он посмотрел на жену.
Потом наклонился к костру и выкатил из золы все картофелины. Дал детям и старику по одной, несколько положил в мешок, а три самых крупных протянул Грозеву.
Читать дальше