Федор Шахмагонов - Твой час настал!

Богданка добавил:

— Я лучше буду служить пахарем у любого мужика, чем смотреть из рук его величества короля Сигизмунда!

Взоры обратились на Заруцкого. Заруцкий давно разгадал переменчивый характер польского вельможи. Сапега, сам того не предполагая, развязывал руки казачьему атаману и всему казачеству. Спокойно, с иронической усмешкой поглядывая на Сапегу, сказал:

— Я всегда говорил, что дело царицы Московской, то русское дело, а не польское.

— Вот каковы союзники польского рыцарства! — воскликнул Сапега, обращаясь к Марине.

Довелось ему еще и еще раз удивиться Марине.

— Сожалею, — сказала она, — что надеялась на польское рыцарство. Забыла я, что я не польская королева, а царица Московская, того и вам не забывать бы, польские рыцари.

Сапега вздыбил коня и пустил его вскачь к своим.

— Мы, — решил Заруцкий, — отойдем в Угрешский монастырь и поглядим оттуда, как у поляков уладится. Ежели они войдут в Москву, то поднимут на себя русских людей, тогда и качнется дело в нашу пользу!

Ушли от Богданки поляки, побежали от него князья и бояре. В Москве они каялись перед «седьмичисленными» боярами в своих изменах и пугали, что Вор готовится поджечь со всех сторон Москву, дабы спалить город, чтобы не достался полякам.

Пугали, чтобы выслужиться перед новой властью, а Федору Мстиславскому то и надобно. Страх перед Вором оправдывал его измену русскому делу. Он обратился за помощью к Жолкевскому. Гетман давно ожидал этого обращения. На этот раз он не собирался гоняться за Вором, покинутого Сапегой, на собирался идти в обход Москвы, ему надобно было войти в Москву, дабы приучить московский люд к пребыванию поляков в Москве.

На его условие Мстиславский ответил с полной откровенностью:

— Рад был бы оставить польское войско в Москве, да опасаюсь московских людей. Могут поджечь город и сгореть вместе с польским рыцарством.

Этого опасался и Жолкевский, поэтому свое вторжение в Москву в своем замысле разделили на два этапа. Первый раз войти в город, пройти городом к Серпуховской заставе, пригорозить оттуда Вору, чтобы бежал из под Москвы, но не губить его, ибо в затеянной игре отводил ему место, как угрожающей силе. На втором этапе замысла войти в Москву, опять же, якобы для защиты от Вора, и посадить в столице польский гарнизон.

Ночью, обернув копыта коней пучками сена, свернув хоругви и знамена, польская конница безмолвно, раздавалось только ржание лошадей, прошла сквозь город и вышла на дорогу к Николо-Угрешскому монастырю.

Казаки Заруцкого тут же прознали, что польское войско вступает в Москву , чтобы пройти через город и ударить на казацкий стан. Заруцкий разбудил Богданку и Марину.

— Государыня! Возблагодарим Бога! Поляки вошли в Москву. Ныне все московские люди и иных городов поднимутся на короля, узурпатора твоей власти!

— Вы не смогли овладеть Москвой, теперь ищите утешение! — упрекнула Марина.

— Я не принимаю упрека, государыня! Казаки готовы были приступить к Москве вслед за польским воинством Яна Сапеги. Он изменил вам, а не казаки. Я не ушел бы из монастыря, но с королевским войском мы не в силах сражаться. Мы уйдем, чтобы вернуться с поддержкой всей русской земли.

К рассвету, стараясь не шуметь, казачье войско вышло из монастрыя и двинулось к Серпухову. Когда войско Жолкевского, пройдя через Москву, подступило к Николо-Угрешскому монастырю, дозорные донесли, что в монастыре кроме монахов никого нет. Казаки и Вор ушли. Не составило труда догадаться, что они ушли к Серпухову. Жолкевский преследования не приказал.

Бояре ожидали, что Жолкевский, вернувшись на Девичье поле, тут же двинется в Калугу, куда Вор перебежал из Серпухова, но у Жолкевского иные были намерения. Он поставил задачей войти в Москву, тем ее поставив под королевскую власть. Он сведал, что не все бояре разделяют желание Мстиславского впустить в город поляков. Особенно опасными ему виделись те из бояр и князей, кто мог бы претендовать на русский престол, и допреж других Василий Голицын. Жолкевский придумал, как убрать из Москвы противников вступления поляков в Москву. Москва присягнула Владиславу, отсюда вытекала необходимость посылки депутации под Смоленск с просьбой к королю отпустить на царствование в Московии королевича Владислава.

Жолкевский высказал боярам пожелание, чтобы депутация была особо представительной и имела бы в челе знатнейших русских людей. Во главе депутации он уговорил поставить Василия Голицына, от духовенства — митрополита Филарета, ибо было известно, что он противился призванию поляков в Москву. Бояре без подсказки Жолкевского назвали князя Даниила Мезецкого, думного дворянина Василия Сукина, дьяков Томилу Луговского и Василия Сыдавнего. А всего вошло в состав посольства людей всяких чинов девяносто три человека.