В шатре Жолкевского встретились гетман и московские бояре во главе с Мстиславским. Дьяк Василий Телепнев читал подготовленный «седьмибоярщиной» договор о приглашении на царство королевича Владислава.
Жолкевский, вступая в переговоры с московскими боярами о призвании на царство королевича Владислава, превысил свои полномочия. Он все подчинил одной цели: любой ценой войти без боя в Москву. Договор, представленный боярским синклитом требовал уточнений, многое следовало бы оспорить, но на споры и уточнения времени не было.
Московская сторона, при вступлении Владислава на царский престол, требовала его перехода из католической в православную веру. Даже, если бы Сигизмунд согласилися бы передать московский престол сыну, польская сторона и католическая церковь не дали бы согласия на переход королевича в православие. Жолкевский строил свою миссию по законам войны, идти на обман противника, как на поле боя.
На 18-ое августа была назначена присяга московских людей королевичу Владиславу. Мстиславский с сотоварищи торжествовали, как им казалось в по-беде на переговорах. Жолкевский спешил опередить какие-либо действия Вора и Яна Сапеги против Москвы.
И вот накануне хитро придуманной им диверсии, к нему в стан явились два королевских посланника, каждый особе, но с одним и тем же предписанием: немедленно занять Москву, избрать на царство короля и не давать согласия на избрание царем Владислава.
Первым явился Федька Андронов, один из тех русских , что перебежали на службу к королю. Темная личность. У гетмана он вызывал отвращение еще под Смоленском. Оставалось дивиться, чем он заслужил доверие короля? В прошлом кожевник, оказался в приближенных к царю Дмитрию, и вот уполномочен королем настаивать на вторжении в Москву без каких-либо оправдательных предлогов. Но темного человечишко заставить помалкивать не хитра задача. Вслед за ним прибыл велижский староста Александр Гонсевский. Не впервой ему разбираться в московских делах. Являлся послом к царю Дмитрию, пережил пленение Шуйским, один из тех, кто побудил короля к походу на Московию.
Федьке Андронову гетман приказал молчать и отправил в обоз. С Гонсевским так не обойтись. Жолкевский спросил:
— Неужели, пану старосте, непонятно, что боярское войско в пятнадцать тысяч ратников, да с ним и люд московский встанет на оборону города, если мы попытаемся войти силой?
Гонсевский лукавил.
— От моего понимания мало что зависит. Я привез вам ясно выраженную волю короля — занять Москву.
— Мы не в Вавельском замке. Я не привык лукавить на поле боя. Это не дворец, чтобы плести и расплетать интриги. Или мы, пойдя на приступ Москвы, погубим войско, или лавируя между Сциллой и Харибдой, войдем в город без единого выстрела, а уже оттуда нас никто не выгонит. Имя Владислава откроет нам ворота в город, а далее все в воле короля. Я не хотел бы, чтобы боярам стала известна цель вашей миссии!
Гонсевский вздохнув, сделав вид, что оказывает Жолкевскому любезность, ответил:
— До прибытия короля в Москву, с объявлением его воли можно подождать...
Утром 18-го августа, посреди Девичьего поля, на виду монастыря, московские бояре поставили два просторных шатра. В шатрах установили алтари. Привели насильно патриарха Гермогена. Без насилия пришли высшие церковные иерархи.
Мстиславский уверял патриарха, что договор обязывает Владислава принять православие. Гермоген остерегся довериться Мстиславскому и перед присягой спросил Жолкевского, состоится ли переход королевича в православие. От од-ной лжи к другой дорожка проторенная. Жолкевский подтвердил российскому святителю, что Владислав при венчании на царство примет православную веру. Не очень-то угнетался ложью, ибо знал, что московский трон предназначается не Владиславу.
В шатры потянулась бесконечная вереница присягающих. Московские люди любили зрелища. Принарядились. В руках луговые цветы. Приходские священники несли образа. У иных слезы умиления.
— Они и королю присягали бы со слезами на глазах! — заметил Гонсевский.
— Но то были бы горючие слезы, и вызвали бы они не умиление, а гнев! — ответил Жолкевский.
Два дня длилась присяга московских людей на Девичьем поле и в московских храмах и церквях. А в это время гнали коней по дорогам в другие города посланцы «седьмибоярщины» с повелением присягать Владиславу.
Сапега объявил, что вступает в Москву, дабы опередить Жолкевского. Он вышел из Коломенского и встал на виду Донского монастыря. Выдвинул своих казаков и Заруцкий. Опоздал Сапега. Договор с боярским синклитом был под-писан и Жолкевский получил право действовать.
Читать дальше