Федор Шахмагонов - Твой час настал!

Попали в сие представительное собрание Захар Ляпунов и Авраамий Палицын. Все те, кто стоял супротив призвания на престол короля удалялись из Москвы.

Мстиславский с сотоварищи дали наказ посольству, чтобы королевич Владислав крестился в греческую веру, а крещение произвел бы митрополит Филарет, прежде чем королевич отправится в Москву.

Жолкевский проводил посольство и вздохнул с облегчением. Оставалось позаботиться о предлоге ввода польских войск в Москву. Ему было известно, что даже не все «седьмичисленные» бояре желают ввести в Москву польские войска. В этой обстановке, Жолкевский без единого выстрела выиграл баталию, куда более значительную, чем под Клушино. Он объявил боярам, что собирается увести войско под Смоленск на подмогу королю. «Седьмичисленные» взволновались. Вор в Калуге. Калуга вдвое ближе, чем Смоленск. К Жолкевскому явился Мстиславский. Сразу же спросил:

— Верно ли, ваша милость, что вы уводите свое войско под Смоленск?

— Как же тому не быть? Надвигается зима, зимовать под Смоленском нам привычно, а зимовать нашему войску в палатках у ворот Москвы — унизительно!

— В Москве волнение! Опять тянут к Вору, а в иных городах ему вновь присягают.

— Вор, то ваша забота. Ваши люди пришли к нему на службу. Вы его породили, самим вам от него и избавляться!

— Разве мы его породили? Его привели польские люди...

— Люди, хотя и польские, но не королевские. У нас вольности. Каждый пан сам себе пан. Наши люди были в гневе за убийства их ближних.

— Мы целовали крест королевичу Владиславу. Не в его ли интересах схватить Вора? Едва, ваша милость, вы отведете войска под Смоленск, Вор тут же явится под Москвой.

— Москва имеет свое войско. Идите под Калугу, поймайте Вора!

— Ловили, да не дается в руки.

Жолкевский посуровел и встал, давая знать, что разговор окончен.

Мстиславский то же встал и произнес:

— Бояре московские и всей русской земли люди бьют челом королю, оставить польское войско, с вашей милостью, для защиты Москвы. Мы готовы его разместить в городе.

Того Жолкевский и ждал, но вида не подал, поспешил показать, что о такой возможности и не думал.

— С таким челобитьем, — ответил он, — московским людям надобно обратиться к королю. Я извещу его величество!

Александр Гонсевский, узнав о боряской челобитной, восторженно поздравил Жолкевского, заявив, что он свершил то, чего не смог свершить Стефан Баторий и объявил:

— Я готов ехать в Москву готовить размещение войска!

— Тебе Москва не внове! — согласился Жолкевский.

16-го сентября Гонсевский с квартирьерами въехал в Москву. Начали расписывать дома для постоя. Над Москвой загудел набат. На Пожар сбегались люди. Над площадью многоголосые крики:

— Ляхи берут Москву!

— Бояре — изменники!

— На плаху изменников!

Купцы торговых сотен всегда прямили Шуйскому. Они подбили людей идти к патриарху, чтобы звать Шуйского обратно на престол. Патриарх ответил:

— Пострижение царя Василия свершено не по уставу. Зовите его на царство, иначе погибель православной вере!

Гонсевский пристуал к Мстиславскому с упреками, что русские люди не блюдут договор. Мстиславский повернул дело против Шуйского.

— Это Василий Шуйский и его братья мутят народ.

Гонсевский знал о намерении короля пленить Шуйского и привезти его под Смоленск. Такого еще не бывало, чтобы полякам удалось бы пленить московского государя. Пришел и этому позору час!

Гонсевский сговорил Мстиславского перевезти Шуйского из Чудова монастыря в Иосифо-Волоколамский монастырь, а его братьев с их супругами отправить в город Белый, ближе к королевскому лагерю. Екатерине, супруге Дмитрия Шуйского, дочери Малюты Скуратова, пришлось испытать наказуемость злодеяний.

Гонсевский явился с польским конвоем к Дмитрию Шуйскому. Не мог себе отказать отыграться за свое унижение, когда был пленен царем Василием. Он велел поставить перед собой супругов. Дмитрий еще надеялся , что Москва поднимется против поляков в его защиту. Екатерина была во всем умнее своего супруга. Она приказала прислуге накрыть стол с угощением для гостей, прихватил с собой щепотку яда на погибель и гостям и себе. Не дав Гонсевскому слово сказать, поклонилась ему в пояс и молвила:

— Ясновельможный господин! Знаю, что не с добром ты пожаловал, а по нашему обычаю ты гость. Зла тебе на нас иметь не за что, удостой принять хлеб-соль, а потом уже исполнишь то, ради чего чего пришел.

Не с Гонсевским играть Екатерине в замысловатые игры. Еще в те годы, когда он правил посольство при царе Дмитрии, сказывали ему московские люди, умер Борис Годунов, посидев за трапезой со своячницей, во всем польском стане было известно, что Скопин отправлен на тот свет этой же отравительницей. Гонсевский усмехнулся и ответил: