Роже дю Гар - Семья Тибо (Том 2)

В дальнем конце зала несколько сдвинутых вместе столиков были свободны, - на них складывали верхнюю одежду. Антуан решил, что тут, за этой грудой пальто, за этими суконными укреплениями, ему будет совсем неплохо. Поблизости никого, только чуть в стороне какая-то мирная парочка: кавалер, совсем еще юнец с трубкой в зубах, читал "Юманите", не обращая внимания на свою подружку, а та, потягивая теплое молоко, развлекалась в одиночестве как могла, - то лощила ногти, то пересчитывала мелочь, то разглядывала в карманное зеркальце свои зубки, то искоса бросала взгляды на новых посетителей; на несколько минут ее внимание привлек этот уже пожилой, явно чем-то озабоченный студент, который, даже не сделав заказа, тут же погрузился в чтение.

Антуан действительно начал читать, но ему никак не удавалось сосредоточиться. Машинально он посчитал удары пульса - пульс оказался ускоренным, редко когда Антуан так плохо владел собой.

Впрочем, начало новеллы действительно сбивало с толку:

Разгар зноя. Запах сухой земли, пыль; дорога вьется по откосу горы. Лошадиные подковы высекают из камня фонтаны искр. Сибилла едет впереди. На Сан-Пауло бьет десять. Четко вырисовывается на густой синеве изрезанная полоска берега. Лазурь и золото. Справа, до самого небосвода, Неаполитанский залив. Слева капля сгустившегося золота, рожденная золотом расплавленным, остров Капри.

Неужели Жак в Италии?

Антуан нетерпеливо перескакивает через несколько страниц. Странный все-таки стиль...

Его отец. Чувства Джузеппе к отцу. В закрытом наглухо уголке души сплошные заросли колючек, ожог. Годы и годы обожания, неосознаваемого, бешеного, упрямого. Все душевные порывы натыкаются на стену. Двадцать лет, прежде чем уступил ненависти. Двадцать лет, прежде чем понял, что надо было ненавидеть. Всем сердцем ненавидеть.

Антуан бросил читать, ему стало не по себе. Кто этот Джузеппе? Он снова вернулся к началу, постарался взять себя в руки.

В первых сценах описывалась поездка верхом двух молодых людей - этого самого Джузеппе, похожего на Жака, и Сибиллы, молоденькой девушки, очевидно, англичанки, так как она говорит:

- В Англии, если надо, мы удовлетворяемся временным. Так нам легче решать и действовать. А вы, итальянцы, вы с первых же шагов требуете определенности. - А про себя она думает: "По крайней мере, в этом отношении я тоже уже итальянка, но знать этого ему не следует".

Достигнув вершины горы, молодые люди слезают с лошадей, им хочется отдохнуть.

Она спрыгивает с седла раньше Джузеппе, хлещет порыжевшую от зноя траву стеком, чтобы разогнать ящериц, и садится. Прямая, на раскаленной земле.

- Не боитесь солнца, Сибилла?

Джузеппе ложится у стены в узенькой полоске тени. Упирается затылком в горячий, побеленный известью камень и смотрит. "Ее движения, - думает он, грациозны от природы, но она в вечном разладе с самою собой".

Антуана даже лихорадит от нетерпения, и он пропускает несколько абзацев, надеясь понять, еще ничего не прочтя.

Наконец ему попадается фраза:

Она англичанка и протестантка.

Антуан пробегает глазами весь абзац:

Все в ней для него особое. Прелестное, ненавистное. Влечет то, что родилась она, жила, живет в мире, ему почти неведомом. Печаль Сибиллы. Ее чистота. Эта полудружба. Ее улыбка. Нет, улыбаются только глаза, никогда губы. Чувство, которое он к ней питает, суровое, неукротимое, злое. Она оскорбляет его, Будто она хочет, чтобы он принадлежал к низшей расе, но сама же от этого страдает. Говорит: - Вы итальянцы. Вы южане. - Она англичанка и протестантка.

Может быть, такую женщину встретил Жак, любил ее? А может быть, и сейчас живет с ней?

Спуск через виноградники к лимонным рощам. Берег. Стадо, его гонит мальчуган; взор хмурый, из отрепьев торчит голое плечико. Он свистит, подзывая к себе двух белых псов. Колокольчик позвякивает под шеей коровы, идущей в головах стада. Необъятность. Солнце. Ноги проваливаются в песок, и следы заполняются водой.

Эти описания раздражают Антуана, он пропускает целых две страницы.

Вот юная Сибилла у себя дома:

Вилла Лунадоро. Ветхое, заполоненное розами строение. Две рабатки, засаженные многолетними цветами...

Литературщина... Антуан переворачивает страницу и задерживается на абзаце:

Розарий, лавина пурпура, с низкого свода свисают грозди цветов, трудно в часы зноя переносить их аромат, он проникает сквозь поры кожи, просачивается в жилы, застилает взор, замедляет или ускоряет биение сердца.