Роже дю Гар - Семья Тибо (Том 3)

- Почему? - спросила Женни.

- Потому что предполагается, что у нее есть отец или муж, которые ей помогают...

- Часто это ведь так и есть, - сказала она.

- Вовсе нет. Если этим несчастным приходится работать, то не потому ли, что в нашем обществе мужчина недостаточно зарабатывает, чтобы прилично содержать тех, кто находится у него на иждивении? Я привел вам в пример иностранных рабочих. Но пойдите как-нибудь утром в Иври, в Пюто, в Бийянкур... Около семи утра вы можете видеть целую вереницу женщин, которые только что отнесли своих детей в ясли, чтобы иметь возможность надрываться над работой в цехах. Хозяева, организовавшие эти ясли (за счет завода), воображают - и, вероятно, вполне искренне, - что они благодетели своих рабочих... Можете себе представить, какую жизнь ведет мать семейства, которая прежде чем отработать свои восемь часов физического труда, встала в пять утра, чтобы сварить кофе, помыть и одеть ребятишек, хоть немного прибрать комнату и к семи часам явиться на фабрику? Ну, разве не чудовищно? И все же это так. И за счет этих загубленных жизней процветает капиталистическое общество... Ну, скажите, Женни, можем ли мы это терпеть? Можем ли мы дольше терпеть, чтобы капиталистическое общество процветало за счет этих жизней, принесенных ему в жертву? Нет!.. Но для того, чтобы это и все остальное изменилось, нужно, чтобы власть перешла в другие руки: нужно, чтобы пролетариат завоевал политическое господство. Теперь вам понятно? Вот смысл этого слова, которое, видимо, вас так пугает, - "Революция"... Нужна новая и совершенно иная организация общества, которая позволит человеку не прозябать, а жить. Нужно возвратить ему не только причитающуюся ему часть материальной прибыли, но и ту часть свободы, досуга, благополучия, без которых он не может развиваться сообразно своему человеческому достоинству.

- "Своему человеческому достоинству..." - задумчиво повторила Женни.

Внезапно она осознала, - и смутилась от этого, - что достигла двадцатилетнего возраста, ничего не зная о труде и нищете, царящих в мире. Между массой трудящихся и ею, буржуазной барышней 1914 года, существовали классовые перегородки, столь же непроницаемые, как те, что стояли между различными кастами античной цивилизации... "Однако знакомые мне богатые люди - совсем не чудовища", - наивно говорила она себе. Она думала о протестантских благотворительных организациях, в которых принимала участие ее мать и которые "оказывали помощь" нуждающимся семьям... Она почувствовала, что краснеет от стыда. Благотворительность! Теперь она поняла, что бедняки, просившие милостыню, не имеют ничего общего с эксплуатируемыми трудящимися, которые борются за право жить, за независимость, за "свое человеческое достоинство". Те бедняки вовсе не представляли собою народ, как она глупейшим образом считала: они были только паразитами буржуазного общества, почти столь же чуждыми миру трудящихся, о котором говорил Жак, как и те дамы-патронессы, которые их посещали. Жак открыл ей, что существует пролетариат.

- Человеческое достоинство, - повторила она еще раз. И ее интонация свидетельствовала о том, что она придает этим словам их истинный смысл.

- О, - заметил он, - первые результаты неизбежно будут ничтожны... Трудящийся, которого освободит революция, бросится прежде всего удовлетворять свои самые эгоистические потребности, даже, пожалуй, самые низменные... С этим придется примириться: желания низшего порядка должны быть удовлетворены в первую очередь, для того чтобы стал возможным истинный прогресс... внутренний... - Он поколебался, прежде чем добавить: - Развитие духовной культуры. - Голос его зазвучал глуше. Знакомая тревога сжала ему горло. Все же он продолжал: - Увы, мы вынуждены примириться с необходимостью: революция в области общественных установлений намного предшествует революции в области нравов. Но нельзя... нет, мы просто не имеем права сомневаться в человеке... Я хорошо вижу все его недостатки! Но я верю, я хочу верить, что они являются в значительной мере следствием существующего общественного строя... Надо бороться с искушением впасть в пессимизм, нужно воспитать в себе веру в человека!.. В человеке есть, должно быть, тайное неистребимое стремление к величию... И надо терпеливо раздувать этот уголек, тлеющий под пеплом, чтобы он разгорался... чтобы он, может быть, в один прекрасный день вспыхнул ярким пламенем!

Она решительно кивнула в знак одобрения. Выражение ее лица было энергичнее, чем когда-либо, взгляд серьезен.