Спустились по узкой лестнице. Александр шел с фонарем. Открылись тяжелые двери. На полках и на полу лежали груды документов.
— А сухо ли здесь?
— Пока сухо. А дальше — бог знает. Росси строил…
— Но этот подвал, кажется, от старого здания остался…
Баласогло снял с полки тетрадь сшитых протоколов.
При свете фонаря Невельской стал читать. Баласогло зажег второй фонарь, тоже с двойными стеклами и с водой, предохраняющей от падения искр. И ушел в полутьму.
— А ведь вы мне совсем не то выписали, что надо, Александр Пантелеймонович, — сказал Невельской, когда Баласогло появился с каким-то свитком в руках. — Казак Алексей Бердышов прошел весь Амур, определил, что примерно за шестьсот верст от устья обитают племена самаров, у которых впервые услыхал он разговор о поборах маньчжур. Он все племена назвал: какие-то бельды, самары. Что за языки у этих племен? Может быть, это и есть те гиляки, о которых сообщают Козмин и Миддендорф?
— Боже мой, Геннадий Иванович, разве я могу знать все языки? Или разве я могу прочитать все бумаги? Вот они грудами лежат — никому не нужные важнейшие документы об отношениях наших со странами Востока. Кто и когда обращал на все это внимание? У графа Нессельроде восточный архив — пренебреженная часть. Он утверждает, что Россия — европейская держава и нечего нам интересоваться Востоком. Эти документы бери, топи ими печки — никто слова не скажет… Я разобрал тысячи этих бумаг, а их миллионы. Вот смотрите-ка…
Баласогло развернул свиток, исписанный иероглифами.
— Бумага о пограничной торговле. Да тут что ни документ, то драгоценность. А граф Нессельроде отказывается ради своих друзей — англичан. Все это знают и молчат. Государь не хочет разлада с Англией, боится революции, консерватизм англичан ему приятен.
Невельской взял бумаги с собой наверх. Сидя там, наскоро выписал выдержки, простился и уехал.
Служебный день закончился. Баласогло надел фуражку и летнее пальто, запер архив, опечатал дверь, сдал ключ. Зашел на второй этаж за своим приятелем Михаилом Васильевичем Петрашевским.
— Где же ты нынче будешь жить на даче, Александр? — спрашивал Петрашевский, когда оба приятеля быстрым и веселым шагом засидевшихся молодых людей шли у Адмиралтейства по набережной.
— Детей отвезли к теще, а самим придется нынче прожить в городе.
— А в отпуск?
Баласогло не ответил.
— У меня только что был Невельской, — сказал он и оглянулся. За ними никто не шел. Начинался дождик, и от падения капель на поверхность реки под гранитной стеной слышался тихий шелест, словно множество чиновников сообщали друг другу какие-то сплетни или тайные сведения. — Он идеально прикрывается своим аристократизмом… На днях я пойду в Кронштадт на молебен и прощальный обед… Слава богу, все делается именем Константина…
— Он догадывается?
— Бог его знает… Но согласен, что Сибирь с выходами к океану станет основой мирового социализма, говорит, что с этим надо спешить. Нельзя, он говорит, из огня да в полымя крепостных отдать в руки шкуродеров еще худших, чем помещики.
— Дождь начинается. Поедешь ко мне?
— Пожалуй! Жена нынче у своих.
— Эй, постой! — крикнул Петрашевский извозчику. Кучер поднял кожаный верх, и приятели залезли в карету.
Разговор продолжался по-французски.
— Если первый опыт будет удачен, то надо пользоваться и впредь либерализмом Константина, — сказал Михаил Васильевич. — Увлечь его высочество будущим величием империи.
«Со временем мы произведем возмущение в Сибири, — учил своих друзей Петрашевский, — там нет крепостных и народ свободен. Там ссыльные… По реке Амур мы будем подвозить военное снаряжение и все, что надо для современной войны. Средства на покупку оружия даст Сибирь. На всех реках — неисчислимые запасы золота».
— Боже, как меня Муравьев подрезал, — говорил Баласогло, когда приехали на квартиру Петрашевского, разделись в прихожей и вошли в гостиную, — ведь я лето рассчитывал пробыть на Амуре! Я целую кипу бумаги исписал ему. Составил подробнейший отчет об отношениях России со странами Востока. Отдал ему все свои богатства, списал письма и проекты Шелихова, Баранова [115] Баранов Александр Андреевич (1746–1819) — первый главный правитель русских поселений на северо-западных берегах Америки, исследователь Аляски.
, Румянцева [116] Румянцев Петр Александрович (1725–1796) — полководец, генерал-фельдмаршал.
, Потемкина [117] Потемкин Григорий Александрович (1739–1791) — генерал-фельдмаршал.
, отчеты сибирских губернаторов, ратные донесения и записки — об Амуре, о Русской Америке [118] Русские колонии в Северной Америке были образованы во второй половине XVIII в. русскими купцами. К началу XIX в. поселения русских промышленников имелись на Алеутских островах, на острове Кадьяк, на побережье Аляски. Основным предметом промысла всех поселений, управлявшихся Российско-американской компанией, была пушнина.
, о Камчатке, о странах Востока, о связях с Китаем и Японией; я решил все сделать, что в моих силах. Все свои мысли, и твои, и всех наших товарищей вставил туда же. Списал текст Нерчинского договора, копии с указов Петра и Екатерины о значении Амура для России, сведения о походах Пояркова, Хабарова, Дежнева [119] Дежнев Семен Иванович (1605–1673) — русский мореход, открыл морской путь вокруг «Чукоцкого Носу» (ныне мыс Дежнева), впервые прошел через пролив (Берингов) из Северного Ледовитого в Тихий океан.
, записки Чирикова [120] Чириков Алексей Ильич (1703–1748) — русский мореплаватель. Участвовал в экспедициях Беринга. В 1741 г. описал северо-западные берега Америки.
, Евреинова [121] Евреинов Иван Михайлович (?-1724) — русский геодезист и путешественник. Был послан по личному распоряжению Петра I на Камчатку и Курильские острова. Составил карту Сибири и Дальнего Востока.
, отчет Саввы Рагузинского [122] Рагузинский Савва. — Рагузинский-Владиславич Савва Лукич (?-1738) — граф, русский дипломат, приближенный Петра I. Возглавлял переговоры с Китаем, окончившиеся подписанием в 1727 г. Кяхтинского договора, определившего границу с Китаем от Енисея до реки Горбицы.
. Он, когда узнал, какие документы открыты мной в грудах гнилой бумаги, — ахнул…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу