Николай Задорнов - Первое открытие [К океану]

— Верный путь я нашел! Через логово зверя! Его тропой…

В последних числах мая Остен приехал в Усть-Стрелку.

Андрея Коняева, к которому от дальних его родственников Кандинских была записка у англичанина, не оказалось дома. Казаки не брались строить плот Остену. Они собирались на большие учения, назначенные летом в верховьях Аргуни. Оставшиеся караулить границу рубить лес и плотить бревна не могли — много своих дел.

Атаман в страхе перед Кандинским помог Остену нанять для постройки плота мужиков из соседней деревни.

Староста горных мужиков, сам боявшийся Кандинских как огня, назначил на работу старика Карпа Бердышова.

— Вот самый лучший работник, — сказал он. — Кандинские назначают тебя к барину в услужение, — объявил староста Карпу.

Остен не объяснял, зачем ему плот. Карп и сын его Михайла принялись за работу. В сосняке, на ключе, срубили бревна, свалили их под обрыв, пригнали на Стрелку и на широком каменистом берегу начали сбивать плот вместе с англичанами. Оказалось, что и Остен, и его слуги ловко работают топорами и пилами, инструменты у них с собой в ящиках.

— Скоро в путь! — говорил Остен, покуривая трубку и сидя вечером в палатке на складном стуле. — Оружие, карты с собой. Палатки, провиант, верные спутники и Чарльз и Джеймс. Собаки… Чемоданы и удобства не покинут нас и на Амуре. Там, за пределами России, мы найдем туземцев-проводников…

После бесед с хитрым англичанином Иван приободрился.

«Может, и пронесет! — решил он. — Нет, еще я власть в Забайкалье!»

Ждали Муравьева.

Он решил принять его у себя.

— Готовь, жена, дом для губернатора… Приедет — пусть у нас остановится.

Лежит Иван после обеда, думает, что, если удастся дать взятку губернатору или хотя бы столковаться с ним, тогда уж все будет спокойно, можно крепко здесь утвердиться…

И опять кажется Ивану, что великие забайкальские степи со всеми русскими и бурятами, с их стадами, юртами и избами — его собственность.

Смугл Иван, широколиц; на бронзовом лице его, как снежинки, редкая борода и усы; хитро, зорко поглядывает на людей.

«Забайкалье мое! Англичане и те про нас знают!»

А то вдруг рассердится Иван, заверещит, закричит тонко, по-азиатски, крепко выругается. Крик, шум, грохот… Все Ивану не нравится: плохо домашние дом убрали, не те ковры, не так полы натерты… Губернатор после царя второй человек в государстве, а бабы поскупились барахло из сундуков вытащить…

По Забайкалью ветры редки. Но весной и ранним летом дуют они иногда по целой неделе и по две. Потом вдруг ветер стихает, и до следующей весны стоит над Забайкальем тишина. Летом томит жаркое солнце, зимой все живое бьет мороз, а воздух не шелохнется. Широка забайкальская степь, привольна и тиха. Не губит в ней ветер человека, не мучает его, дает забайкальцу подумать свою глубокую думу, когда едет он верхом на низкорослом коне своем, не бросает ему в глаза пыль и песок горстями.

В субботу вечером колокол звонил к вечерне. Дул ветер, туча красной пыли стояла над Кяхтой. Другая туча — поодаль, в степи, — скрывала Маймачен. Словно громадные дымокуры, стояли в степи два города, русский и китайский, и выбрасывали из себя клубы пыли. Казалось, тысячи пудов песка поднял ветер над степью и гонит, гонит их в Монголию и сыплет во все стороны на желтую, сожженную еще в прошлом году, мертвую степь.

В такую пору городские люди злы, сидят в домах, пыль ест кожу, саднит в глазах…

— Губернатор в Кяхте! — в страхе толковали домашние, не зная, как с такой новостью подступиться к хозяину.

Задрожал Иван от злобы. Но тотчас же стих, поник, смирился. Велел подать мундир коммерции советника и пешком пошел к купцу Кузнецову, где остановился губернатор.

— Принимать не велено, — строго отрезал Ивану молодой офицер.

Два дня без толку пытался Кандинский попасть на прием к губернатору. Уже ветер стих и солнце сияло над степью, а молодой генерал все не принимал его. Все кяхтинцы перевидали Муравьева, уже везде перебывал губернатор, и даже простой народ знал его в лицо. Китайцы из Маймачена и те познакомились с Муравьевым, а Кандинского он и близко к себе не подпускал.

— Кандинскому очень желательно с вами, Николай Николаевич, побеседовать, — просил за соседа купец Кузнецов. — Он ведь все припишет моей интриге.

— Не принимать! — спокойно отвечал губернатор.

У подъезда стояла запряженная коляска.

Еще в Петербурге Муравьев слыхал о всесильных по Забайкалью богачах Кандинских. Ему было известно, в какой кабале держат они не знавшее крепостного права сибирское население.