Уилдер Пенфилд - Факел

Гиппократ покачал головой. Одно он знал твердо: лечение больных и занятия с учениками не оставят ему времени, чтобы прислушиваться к зову весны.

Он уже спустился на равнину и, оглянувшись, увидел виллу Тимона высоко на склоне горы Оромедон. Среди темной зелени кипарисов она казалась ослепительно белой, а немного левее виднелась мраморная колоннада храма Аполлона. Лес этот издавна назывался «рощей Аполлона», и старуха служанка в доме архонта шепотом рассказала ему, что ее хозяин рубил деревья Аполлона, — вот почему Пенелопу поразила падучая. Это, конечно, глупость, думал Гиппократ, но тем не менее в семье архонта что-то неладно.

Город был уже близко, и мысли Гиппократа изменили свое течение. Теперь он думал о себе. Он был еще совсем маленьким, когда его отец Гераклид переехал с семьей в этот растущий портовый город. Раньше они жили в Галасарне, городке на южном берегу острова.

Об этом переезде у него не осталось почти никаких воспоминаний. Но он ясно помнил доброго старика раба, который водил его в школу. Какие это были счастливые дни! Он учился писать на восковых табличках, а иногда на папирусе, читал вслух, обучался арифметике, игре на лире, учил наизусть Гомера и Гесиода, боролся, плавал, ездил верхом.

После этого — упорная и напряженная подготовка к атлетическим играм, а потом годы учения в других городах, где он постигал риторику, философию, медицину. Он немало постранствовал по миру — греческому и египетскому, — объехал все Внутреннее море, посещая прибрежные города, чьи жители говорили по-гречески. Демокрит покинул свою Фракию, чтобы путешествовать вместе с ним. Как они смеялись, болтали и спорили в пути! Затем они расстались, и он, теперь уже настоящий асклепиад, начал лечить больных под руководством своего отца.

А потом неожиданное приглашение Пердикки, и вот он в Эгах, горной столице далекой Македонии. Сначала это было очень интересно — лечить царя, которого считали умирающим. Но когда опасность миновала и царь поправился, пришла тоска. Жители Эг говорили на его родном языке, но они не были настоящими греками, и среди них никто не мог понять его мыслей и чувств.

Затем — всего лишь три месяца назад — пришло известие о том, что его отец умер. Мать и брат написали ему, умоляя его вернуться и занять место отца. И он вернулся в Элладу — в Элладу! — где люди находят время, чтобы беседовать о жизни и истине, где они умеют ценить красоту.

Как хорошо было на обратном пути, когда их корабль прибыл в Пирей, вновь побывать в Афинах, где Сократ радостно встретил вернувшегося ученика и где он с удивлением узнал от своих старых друзей, какую славу принесло ему исцеление македонского царя.

Из Афин он отправился дальше на другом корабле. От Пирея попутный ветер понес их на юго-восток по сверкающему Эгейскому морю, где в морской дали взгляд всегда различает какой-нибудь греческой остров. И вот наконец впереди показался маленький остров Кос — бурые горы, встающие над зелеными долинами. Какая радость переполняла его сердце, когда паруса были свернуты и большая триера, послушная мощным ударам всех трех рядов своих весел, обогнула островок у входа в бухту и очутилась в спокойной гавани!

Стоя на высокой корме, он почти у самого борта увидел стены, за которыми скрывалось все, чем владел его отец. А теперь все это будет принадлежать ему: и дом, и ятрейон, и палестра, и старый платан, — сколько раз он сидел под ним, слушая наставления, с которыми его отец обращался к своим ученикам…

Большой двор был пуст и безлюден, и его охватил внезапный страх. Но тут он увидел, что из дома выбежал брат, а за ним мать. Он хотел окликнуть их, однако голос ему не повиновался.

И вот теперь, через два месяца после своего возвращения на Кос, он был счастлив, Да, счастлив, и все же его томила безотчетная тревога. Надо было столько сделать, столько узнать! Он любил отца, его смерть была для него большим горем. Но теперь мантия Гераклида легла на его плечи, и он должен быть достоин ее.

Пройдя через весь город, Гиппократ спустился к морскому берегу, где у самой воды стояла его обнесенная стенами усадьба. Он сильно постучал в ворота. Завизжали петли, и Элаф, привратник, широко распахнул тяжелые створки. Во дворе среди деревьев виднелись три белых строения: налево — дом, где он жил с матерью, прямо перед ним — палестра, где больных лечили гимнастикой и другими упражнениями, укрепляющими тело, а справа — просторная операционная, которая с примыкавшей к ней приемной составляла ятрейон. Дверь операционной была сейчас открыта, чтобы впустить побольше света, и Гиппократ увидел, что внутри Пиндар склоняется над больным, а рядом, наблюдая за ним, стоит ученик.