Станислав Десятсков - Когда уходит земной полубог

И здесь зашуршали по гравию дорожки чьи-то шаги. Пётр открыл прищуренные глаза и увидел князя Сонцева. Только несколько человек имели право приближаться к царю вот так, вольно и свободно, и среди них был Сонцев.

Говорили, само собой, не о красоте мира, а о делах, но радостное утреннее ощущение долго ещё не покидало Петра. И так не хотелось в этот час идти в тяжёлый поход на Прут. Но обстоятельства вынуждали, и коль султан объявил России войну, надобно идти, и лучше идти самым коротким путём: через Дунай на Балканы.

Сонцев примчался из Венеции и привёз добрые вести: черногорцы и сербы дружно поднялись против османского ига. Правда, была и дурная весть: Венеция не собиралась выступить против турок до решительной царской виктории. Хитрецы венециане, викторию им на блюдечке подавай. «Виктория, она солдатским потом и кровью великой достаётся, а не переменой фигур на карнавале», — сердито хмыкнул Пётр. Впрочем, на вспоможение венецианской республики он не очень-то и рассчитывал. Хорошо ещё, что в Венеции не помешали посылке русских офицеров в Черногорию через Адриатику.

— Словом, ныне все Балканы готовы подняться против османов и надобно только опередить турок на подходе, первым выйти к Дунаю! А Борис Петрович Шереметев всё медлит в походе, ссылаясь на силы природы и генеральские обозы! — с досадой бросил Пётр Сонцеву.

И когда князь-дипломат откланялся, отписал грозный наказ фельдмаршалу: «Буле не всю армию, то хотя бы знатную часть оной послать в Волошскую землю и немедля сближаться к Дунаю».

Приказ сей Пётр вручил не рядовому гонцу, а гвардии подполковнику князю Василию Долгорукому, назначенному новым начальником штаба к фельдмаршалу. Василий Владимирович Долгорукий — офицер жёсткий, а порой просто жестокий. Всем было ведомо, в какой великой крови потопил он булавинский бунт. Такому только прикажи — жилы из людишек вытащит, но приказ исполнит. И Пётр напутствовал властно:

— На словах передашь Борису Петровичу — поспешность в сём походе нам как воздух потребна. Упредит фельдмаршал турок на Дунае, верю — все Балканы восстанут против османского ига. Не успеет — съест нас саранча в молдаванских степях! Так что торопи старика, сейчас не только недели, но даже дни, даже единый час всё решить может! И держи за походом зоркое око!

Долгорукий принял царскую грамоту, привычно по-военному вытянулся. Пётр хотел было его обнять, но что-то остановило его в холодном взоре князя Василия. Вспомнил: Долгорукий — старого строптивого боярского рода, почитающего себя ничуть не ниже Романовых. Но ведал и иное: князь Василий — верный служака. Да и фельдмаршал будет доволен, что прислали его погонять не залётного новика, а знатную персону, Рюриковых кровей... Потому после как бы раздумья Пётр махнул рукой, сказал просто: «Ступай!» Решительно сел за стол. Взялся за ответное письмо к бею Алжира. Ведь и до правителя алжирского, оказывается, дошёл слух о великом государе, собирающемся в поход супротив самого падишаха! А так как стамбульского султана его дальний вассал не слишком, видно, любил, то и счёл сей поход удобным поводом для переговоров с московским царём. Конечно, Алжир далеко от Стамбула, но ежели бей выступит против своего повелителя, то и в Средиземном море можно будет поджечь один из концов Османской империи. Так под сенью цветущих вишен в Яворове вырисовывалась стратегия Прутского похода.

От государственных дел нежданно отвлёк шум женских платьев, смеющиеся голоса. В сад, весело переговариваясь, вошли Екатерина и хозяйка загородной резиденции — чаровница-гетманша.

— Ах, свет мой ясный, ты всё в трудах праведных! — смеясь пропела Екатерина. — А к нам меж тем, пока я с пани Еленой по Львовским модным лавкам бегала, знатный сват заявился, Алёшино счастье устроить.

Екатерина той весной расцвела пышно, женской зрелой красой, что твой розан. Ещё бы, Пётр дал слово, что женится на ней сразу после похода. И в Польше представлял её уже не метреской, а законной женой. Впервые Екатерину принимали как царицу. Польская знать льстиво заискивала, и по дороге во многих замках давали в её честь пышные балы, обеды и ужины. Даже здесь, в маленьком Яворе, пани гетманша устраивала музыкальные вечера, partq de plaisure, спектакли в домашнем театре. Екатерине было весело, голова её кружилась от счастья. А счастливый человек поневоле дарит радость и окружающим. Пётр с видимым удовольствием оторвался от бумаг, встал навстречу жене и, не стесняясь гетманши, поцеловал жёнку в смеющиеся уста.