— Подними руки! Стрельну! — раздался вдруг из-за кустов громкий голос, и Никита, вздрогнув, поднял голову и увидел пропылённого всадника. А через минуту уже крепко обнимал брата.
— Да погодь, братушка, погодь! Поверишь, две недели шли, не слезая с седел, сквозь пыли и песчаные бури, пока вы на корабельных палубах загорали! — весело говорил брату Роман. — Так что позволь мне сейчас обмыться, а потом обо всём и потолкуем!
— Ты поосторожней с купанием-то. Не дай Бог, с того берега тебя горец подстрелит! — встревожился Никита.
— Какой горец! — Роман беспечно отмахнулся от брата, стягивая пропылённые одежды. — Сам Кропотов мне сказал, что наши передовые дозоры уже за Тереком, на Сулак вышли.
— Мало куда вышли! Эти, брат ты мой, разбойники по ночам меж всеми дозорами ужом проскользнут, а потом гремучей змеёй обернутся. Здесь война необычная, не то что со шведом. Лезгины, они никакого регулярства не признают, а за Одиночными солдатами поохотиться" любят. Раздобыть ружьецо, патроны, порох и лошадь — вот забава для здешних джигитов! — разъяснял Никита, Как опытный кавказец (в Аграхани стояли уже две недели), повадки частенько тревоживших лагерь лезгин.
— А кто у них первый предводитель будет? — спросил Роман, пробуя ногой воду. — Чаю, персидский наместник-шамхал из Тарк?
— Да нет, тарковский шамхал — человек смирный. Сам страдает от горцев-разбойников и, говорят, хочет перейти от шаха под высокую государеву руку. А вот в горах в Утемишах засел лезгинский бек Махмут. И к нему стекаются джигиты со всего Дагестана. Прошлой весной он Андрееву слободу у гребенских казаков отбил и весь здешний край разорил и ограбил. Вот он-то, а не тарковский шамхал или дербентский наиб, почитай, и правит всем Северным Дагестаном! — Поясняя все здешние конъюктуры, Никита невольно залюбовался крепкой слаженной фигурой брата. Подумать только, трижды был ранен на Свейской войне, а в тридцать пять лет выглядит на двадцать: в непрестанных походах брюхо-то не запустишь.
— Сплаваю-ка я к твоему грозному Махмуту, потягаюсь с ним силушкою! — Роман обернулся к брату, озорно подмигнул и бухнулся в воду. Быстрое течение понесло его на правый берег Терека. Но Ромка был пловец опытный, с течением сильно обмелевшего Терека легко справился.
А на другой день Роману Корневу пришлось переводить через Терек свой полк новгородских драгун. Шли в авангарде всей армии, двинувшейся на Тарки. Шамхал — правитель этого городка и впрямь мечтал перейти под высокую руку белого царя, ведь всё одно от далёкого шаха в Исфагани нет никакой помощи от лезгинских набегов. А русский царь — вот он, рядом, во главе огромного войска. И шамхал приказал открыть настежь ворота своей крепостцы и сам со своими советниками вышел встречать северного государя.
Пётр, уважая покорность и седины шамхала, армию свою в Тарки не ввёл и город не разорил. В признательность за это шамхал подарил царю при его посещении городка лихого аргамака и острую саблю из дамасской стали. Пётр со свитой осмотрел городские укрепления, посетовал, что такой ров и лягушка перескочит, и решил Тарки не укреплять, а построить в устье Сулака новую крепость — Святой Крест. Зашёл он и в мечеть, перед входом в которую, уважая обычай, снял тяжёлые ботфорты. Екатерине войти в мечеть было как женщине нельзя, зато она посетила гарем шамхала, где её угощали восточными сладостями и фруктами. Особливо ей понравился урюк и поджаренные фисташки. Первая жена шамхала поднесла царице гилянские шелка и индийскую парчу.
Пока Екатерина через толмача болтала с жёнами и наложницами шамхала, Пётр I обсуждал с правителем поход супротив Махмута Утемишского.
— Разобьёшь, великий государь, войско этого разбойника, даю слово, мой сосед, наиб Дербента, сам поднесёт тебе ключи от врат Азии! — Шамхал степенно поглаживал седую бородку, а в глазах блестела лютая ненависть к разбойнику Махмуту, который не только пожёг все селения под Тарками, но и открыто отрёкся от самого шаха Гуссейна, объявив себя подданным турецкого султана. — Эти горцы — такие же сунниты, как и турки, и потому говорят, что, уходя от шаха к султану, они уходят от ложного шиитского вероучения к правоверному суннитскому. Но на деле эти разбойники в горах не признают власти ни шаха, ни султана. Да и с тобой, великий государь, мало считаются. Дауд-бек ограбил вот твоих купцов в Шемахе, завидуя его славе, захватил здесь на Гребенях казачью Андрееву слободу! — подливал шамхал масла в огонь царского гнева.
Читать дальше