Владимир Андриенко: Наследники сына Солнца

— Ты стал говорить не как воин, Нехези.

— А я и не воин, Хоремхеб. Я писец великого господина Эйе. Писец и секретарь. И такие рассуждения характерны для всякого писца. Ведь мы писцы переписывая папирусы познаем мудрость.

— Лучше быть воином и не думать о таких вещах вообще, Нехези. Ты отлично умеешь сражаться. Так бери в руки меч и становись рядом со мной. Брось свои папирусы и я помогу тебе забыть твою Мерани.

— Дело в том, Хоремхеб, что я сам не желаю её забывать.

— А тебе не заставляют жениться там при дворе? Насколько я знаю, Эхнатон обожает устраивать судьбы придворных женщин что стоят при царице Нефертити.

— Меня постоянно осаждают эти женщины, Хоремхеб. И особенно госпожа Небти. Эта поставила своей целью заполучить меня. Но мне противна эта развратная дрянь. И запах её кожи не вызывает во мне ничего кроме отвращения.

— Так она метит заполучить тебя в постель, или в качестве мужа?

— Думаю, что она хочет и того и другого. Я много раз пытался ей объяснить, что близость с ней не доставит мне никакого удовольствия. Но она ничего не желает понимать.

— Хорошо, что я далек от придворных женщин. Наши женщины, взятые на меч в бою, всегда покладисты и не надоедают нам. А шлюхи еще лучше. Я в последнее время думаю, что они лучшие женщины на свете.

— Но придворные шлюхи не так покладисты как те, к которым ты привык, Хоремхеб.

— Вот я и говорю — хорошо, что я так далеко от двора фараона. Но куда она ушла? Ты так этого и не сказал?

— Если бы я мог это знать, Хоремхеб…

Девятый год правления в Верхнем и Нижнем Египте фараона Эхнатона был удачен на различные посольства, и у владыки могло создаться впечатление, то его уважают и бояться не меньше чем самого Тутмоса-завоевателя.

Зависимые от Египта князья и цари постоянно посылали к нему своих посланцев. Они привозили дань и целовали золотые сандалии фараона. После таких приемов владыка вел послов в великолепный храм Атона и тот оглашался приветственными гимнами в честь нового бога империи и его первого слуги фараона Эхнатона.

Затем гости обходили строй личной гвардии повелителя Египта и восхищались бравым видом солдат империи и их оружием.

В такие моменты послы, видя великолепный по роскоши город Ахетатон, поражались могуществу владыки Египта и силе его слова. Но за пышным фасадом сама империя уже сумела потеряться и развеяться в прах. Уже не существовало той великой армии, что наводила трепет на Сирию и Палестину, что заставляла царей Ассирии и Вавилонии слать подарки и заверения покорности фараонам.

Получая дани по заведенной многолетней привычке, Эхнатон думал, что это милость Атона сопровождает его царствование. Но новый бог был здесь совершенно не при чем. Работала привычка поклоняться сильному царю, а Эхнатона многие еще почитали таковым. Ведь по одному его слову построили новую столицу, были воздвигнуты великолепные храмы Атону в Гелиополе, Мемфисе, Гермополе, Нубии, Крокодилополе, Файюме, Фивах. Кто еще из земных владык способен на такое свершение?

Но финансовая структура египетской империи разрушалась. Армия разваливалась и теряла боеспособность под началом бездарных военачальников. Ирригационная система начала приходить в упадок, что в дальнейшем могло вызвать большой голод. Но громадные средства по-прежнему уходили на пропаганду нового религиозного культа.

В стране зрело повсеместное недовольство политикой фараона. В оппозицию власти ушли жрецы лишенных государственной поддержки и ограбленных храмов старых традиционных богов Египта. Особое недовольство испытывали жрецы храма Амона-Ра, желавшие вернуть руководящее положение в стране. Их проповеди находили благодарных слушателей среди крестьян, задавленных налогами и общественными работами, военных, лишившихся заработка, ремесленников, писцов и многих других.

Глухого ропота недовольных было не слышно только в новой столице Ахетатоне. Здесь все пели вечную славу Атону и фараону Эхнатону. Здесь за государственный счет строились гробницы чиновников и жрецов Атона и на них изображались деяния нового фараона, сценки награждений и благополучия империи при новом культе. Роскошь в столице не знала границ, и фараон не знал меры в своей щедрости к тем кто сумел ему угодить.

Сам фараон вместе со своей женой любил бродить по городу и наслаждаться его шумом в сопровождении небольшой охраны. Он совершенно сломал старую традицию фараонов показываться народу только в исключительных случаях подобно живым богам в пышном облачении в сопровождении свиты осыпанных золотом придворных.