Алан Савадж: Последний знаменный

Дёнэ, секретарь консульства, прибывший с женой в Китай совсем недавно, поспешил выполнять распоряжение начальника, перед которым прямо-таки трепетал.

Отец Морис шумно вздохнул.

— Группа людей под руководством этого плебея Чанхуна позавчера ночью осквернила наше кладбище. Они раскопали недавние захоронения, достали останки несчастных детей и принялись доказывать, будто эти младенцы принесены в жертву какому-то Богу варваров, после того как были изнасилованы нашими священниками. Им удалось завести толпу, и она направилась к магистрату с требованием обыскать монастырь. Чанхун набрался наглости утверждать, что его собственные дочери оказались среди жертв.

— И это неправда?

— Разумеется. Станислава занимается только сиротами и детьми крещеных. Она стремится сейчас, когда тысячи людей умирают от холеры, спасти как можно больше душ этих несчастных младенцев.

— Поистине благочестивая женщина, — набожно произнес Фонтанье.

— Да. Так вот, когда магистрат издал указ о проведении обыска в монастыре, я отказался повиноваться. Как можно допустить толпу китайских негодяев в наше святое место и подвергнуть опасности монахинь?

— Вы поступили абсолютно правильно, — заявил Фонтанье, застегивая перевязь шпаги и засовывая за нее револьверы. — Так что теперь он принес указ от самого Цюнхоу?

Цюнхоу был управляющим торговлей в северных портах, а в отсутствие наместника императора оставался за старшего маньчжурского чиновника в городе.

Отец Морис протянул Фонтанье свиток.

— Вот, читайте. Группа для обыска прибудет в три часа пополудни. Если их не пропустят добровольно, они грозят применить силу. Здесь так прямо об этом и сказано.

Фонтанье выхватил указ из рук священника и сунул его в карман.

— Мы позаботимся обо всем, святой отец. Возвращайтесь в монастырь и прикажите закрыть все ворота. Положитесь на меня: я запихаю эту бумагу Цюнхоу в глотку, клянусь Богом. Дёнэ, за мной!

Он вышел из консульства, вскочил на лошадь и поскакал по улице. Дёнэ, тоже вооруженный, следовал за ним. Прохожие разбегались, завидев всадников: крутой нрав французского консула был всем хорошо известен.

Фонтанье спешился перед конторой торгового управляющего и, с шумом распахнув дверь, стремительно вошел внутрь, сопровождаемый Дёнэ, который старался выглядеть спокойно, когда китайские клерки в смятении повскакали со своих мест.

— Его превосходительство занят, ваше превосходительство, — попытался один из них остановить Фонтанье, решительно направившегося к кабинету управляющего.

— Прочь с моего пути, болван! — разъяренно закричал консул, хватая клерка за плечи и отшвыривая в сторону. Он широко распахнул дверь в кабинет.

В комнате находились трое мужчин. Цюнхоу внешне выглядел как типичный маньчжур — невысокий, плотный человек со свисающими усами и выпяченной нижней губой. Как и китайцы, он носил длинный синий халат поверх панталон и круглую синюю шапку. Он сидел за столом, но, завидев незваных визитеров, возмущенно поднялся.

— Что вы себе позволяете? В чем дело?

Двое его собеседников — китайские торговцы — опасливо отошли к стене.

— Вот в чем дело, — перебил его Фонтанье, швыряя свиток с указом на стол. — Как вы посмели приказывать моим людям открыть ворота перед вами, паршивыми прихлебателями?

Цюнхоу взял в руки изрядно помятый пергамент, взглянул сначала на него, затем на разъяренного консула:

— Так будет лучше.

— Лучше?! — вскричал Фонтанье. — Лучше?

— Люди взволнованы. Они подозревают, что ваши монахини плохо обращаются с детьми и даже приносят их в жертву, пытаясь остановить эпидемию холеры. Озлобление не пройдет, пока люди собственными глазами не увидят, что слухи беспочвенны. А единственный путь для этого магистрат видит в проверке монастыря, чтобы доказать.

— Я этого не позволю. А что вы скажете по поводу осквернения наших могил?

— Я сожалею, мсье Фонтанье. Но поверьте, когда люди озабочены судьбой своих детей...

— Я требую, чтобы указ был немедленно отменен. В противном случае я вызову французские войска из мест дислокации для защиты монастыря.

В глазах Цюнхоу блеснула ярость.

— Ни один солдат варваров не войдет в мой город. Это условие закреплено в договоре.

— Вы думаете, меня удержат какие-то договоры, когда мои монахини подвергаются угрозе быть изнасилованными?

— Никто не собирается и пальцем тронуть ваших монахинь, мсье Фонтанье.

Фонтанье схватил со стола пергамент и поднес его к лицу Цюнхоу.