В этом письме сообщал, что дочь нездорова. Что другая родилась – Александр Иванович уже знал.
«Маленькая Катенька просит прислать еще бутылочку молока, если пошлете нарту, то есть если будет возможно. Прощайте, любезный друг мой, остаюсь преданный вам Г. Невельской». Он подписался с грустной улыбкой и, с мыслью о больной дочери, о том, что она голодна, пошел в спальню.
– Я посылаю Петрову лопаты, петли оконные, семена пшеницы, овса, ячменя, гороха, конопли и котел, – говорил он утром, возвратившись со склада. – Ты, Катя, можешь кулич и яйца положить в котел и все обвяжем, а то Замиралов и яйца по дороге подавит. Пусть Александр Иванович вспомнит Пасху. Ему приятно будет!
Все утро Невельской с приказчиком и Замираловым отбирали семена, а также драдедам и фланель для торга с маньчжурами. Он все помнил, что делается на всех постах, что покупается и что продается, кем и у кого. Компания ничего не обещала прислать с открытием навигации. Напротив, торговлю собирались сворачивать.
– А маньчжуры прокормили бы нас, – говорил Невельской. – За изделия нашей промышленности вся экспедиция могла быть сыта, были бы и мука, и рис, и овощи. Имей мы мануфактуру, моржовый зуб и мамонтову кость, мы бы со своими приятелями наторговали Компании, как Березин уверяет, десять тысяч соболей и не знали бы голода.
С японцами также начался торг. Гиляк Позь ездил в южную оконечность Сахалина с русскими товарами два-три раза в год. Там айны – друзья русских. Японцы приходили туда ловить рыбу. С ними заводились регулярные сношения.
Утром Невельской вышел из дому чуть свет. С юга дул теплый ветер. Гиляк Паткен нес двух уток.
– Где ты стрелял?
– На море! – кивнул гиляк и пошагал дальше. Потом он остановился, оглянулся, посмотрел на капитана, подошел к нему.
– На тебе… – сказал он, отдавая одну из уток.
– Спасибо. Иди отнеси сам Кате, она даст тебе табаку.
Гиляк обрадовался и поспешил к дому Невельских.
«Уж утки прилетают, скоро надо ехать встречать Муравьева… а дочь больна… – думал Невельской. – Байдарка в Николаевске. При ней Ванька-алеут – специалист незаменимый, талант и мастер своего дела».
В каждом письме, с каждым нарочным Невельской напоминает Петрову, что байдарку надо держать в образцовом порядке и наготове. На Амуре скоро лед тронется.
С утра в кузнице слышались удары молота, там идет работа.
Невельской направился в избу для приезжих гиляков, прошел мимо сугроба, из которого уже протаял нос парохода. Опять вспоминались старые обиды на Компанию. Пароход этот с машиной в двенадцать сил испорчен, трубы все проржавели, его надо привести в порядок. Бачманов в мастерской ремонтировал машину.
…Невельской чувствовал, что за последнее время в нем вновь разгорается ненависть к тем, кто «сидит в палатах», кому незачем и некуда торопиться, кому там тепло и сытно.
А из правления Компании требуют составлять формуляры на всех офицеров и служащих, присылать отчеты о расходах средств, рапортовать, почему, на какие поездки, на какие угощения, подарки, кому, по какому праву производились расходы. Приказывали не ездить далеко с торговыми целями, чтобы не оказаться в опасности и таким образом не понести убытки. Требовали избегать торговых связей с маньчжурами. Даже губернатор твердил об экономии…
По косе ехал человек на олене.
«Это же нарочный, – подумал Невельской. – Гонцы из Аяна в одиночку не ездили и всегда вели с собой запасных оленей. Этот, конечно, из Николаевска».
– Есть известия из Императорской? – нетерпеливо спросил Невельской, когда казак Волынкин подъехал и слез с оленя.
– Ничего нет. Письмо вам от Александра Ивановича да две бутылки молока…
«Какой благородный человек Александр Иванович, – подумал Невельской. – Он свое дело делает и, кажется, хочет помочь мне спасти мою маленькую Катеньку».
Кузнецы вышли, обступили казака. Невельской тут же вскрыл письмо и стал читать. Из залива Хади не было никаких известий, живы они там или уж вымерли, дошло к ним продовольствие и медикаменты, добрался ли туда Орлов со стадом оленей – ничего не известно.
Петров писал, что все меры приняты, байдарка исправлена, два пуда лучшего мяса из мякоти послано нашим голодающим казакам на новый пост, на озеро Кизи. Разградский опять уехал вверх по Амуру нанимать проводников, чтобы летом проводить суда: маньчжуры ждут торга и требуют товаров. Праздничный обед для гиляков готовится.
«Завтра светлый праздник, и у доченьки моей есть молочко», – подумал Невельской, и велел казаку отнести гостинцы Екатерине Ивановне.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу