Бернард Маламуд - Мастер

— О, черт, поздно! Давай, пошла!

Кляча не шелохнулась. Мастер потянулся за хлыстом. Потом передумал, спустился, отцепил ржавое ведро и пошел искать воду Ручеек он нашел, но ведро текло, и все же он подал его лошади, полупустое, но пить она не захотела.

— В твои игры я не играю. — Яков выплеснул воду, повесил ведро на крюк под телегой и взобрался на козлы. Он махал хлыстом, пока тот не засвистел. Свесив уши, лошадь двинулась вперед, если можно это назвать движением. По крайней мере переместилась. Мастер снова со свистом рассек воздух хлыстом, и после минутного раздумья она пошла рысью. Загрохотала телега.

Немного проехали и поравнялись со старухой странницей — та плелась по дороге, клонясь к длинной клюке, вся в черном, в крестьянских мужских сапогах, с котомкой, повязанная грубым черным платком.

Яков взял было в сторону, чтобы ее пропустить, но тут же крикнул:

— Подвезти, бабушка?

— Спаси тебя Христос. — У нее было три серых зуба.

Христа ему только не хватало. Плохой знак, — он подумал. Яков помог ей влезть на козлы и тронул клячу хлыстом. К его удивлению, она возобновила свою рысцу И вот на повороте дороги правое заднее колесо задело за камень и с треском раскололось. Телега накренилась, осела назад, левое колесо подогнулось.

Старуха перекрестилась, медленно слезла на дорогу и поплелась дальше со своей клюкой. Даже не оглянулась.

Яков клял Шмуэла, который всучил ему эту телегу. Потом соскочил на землю и осмотрел сломанное колесо. Стертый железный обруч слетел. Деревянный обод прогнулся и расколол две спицы. Из сломанной втулки на ступице сочилась колесная мазь. Яков взвыл.

Пять минут он стоял в отупении, потом достал из телеги мешок с инструментом, развязал, разложил свои орудия на дороге. Но с лудильным ножом, угольником, резаком, пилой, рубанком, мастикой, проволокой и двумя шилами эту поломку мастер исправить не мог. Если бы все складывалось лучше некуда, на починку колеса у него ушел бы день целый. Он подумывал, не купить ли у какого-нибудь крестьянина подходящее, ну хоть почти подходящее колесо. Да, но где этот крестьянин? Когда они тебе не нужны, ты не знаешь, куда от них деться. Яков вытряхнул остатки колеса в телегу. Завязал мешок с инструментом и грустно ждал, когда же кто-то появится. Никто не появлялся. Он уж подумал было, не вернуться ля в штетл, но сразу опомнился. Солнце садилось, темнело небо.

Если идти медленно, может быть, и на трех колесах я могу дораться до ближней деревни?

Он старался полегче сидеть на козлах, сдвинулся как можно левей и умолял лошадь держаться. К его облегчению, они тронулись и так, скрипя задним колесом, прошли с полверсты. Он догнал странницу и только собрался ей сказать, что взять ее он не может, как второе заднее колесо, хрустнув об ось, развалилось и задок телеги глухо стукнул оземь, давя ведро. Мастер застыл, под опасным углом свесясь с козел.

Наконец ему удалось с них слезть. «Кто придумал мою жизнь?» Позади него была пустая голая степь, впереди — эта старуха. Остановилась у деревянного большого распятия при дороге, перекрестилась, потом тяжело опустилась на колени и стала биться головой о жесткую землю. Билась, билась, пока у Якова голова не заболела. Степь темнела, жилья вблизи не было никакого. Страшно было, что скоро падет туман, и как бы не разбушевался ветер. Он выпряг лошадь, высвободил из деревянного хомута и собрал поводья. Подвел лошадь к козлам, на них взобрался и оттуда сел на нее. Снова слез. Мешок с инструментом, связку книг и свертки сложил на покосившихся козлах, намотал на себя поводья и снова влез на лошадь. Мешок закинул за плечо, левой рукой придерживал остальные вещи у лошади на спине, а в правой держал поводья. Лошадь рванула в галоп. И, к удивлению Якова, не упала.

Они обогнули старуху, распростертую перед крестом. Верхом он чувствовал себя неуверенно, по-дурацки, но делать нечего. Кляча перешла на рысцу, потом на унылый шаг. И стала как вкопанная. Яков призывал на ее голову вечное проклятие, и в конце концов она ожила и снова потащилась вперед. Когда они продвигались, мастер, который никогда еще не сидел на лошади, — почему, интересно, но у него никогда не было лошади, начнем с этого, — мечтал об удаче, достатке, богатстве. Вот у него приличный дом, свое выгодное дело — может, даже какая-то фабрика, — верная жена, темноволосая, милая, и трое здоровеньких деток, благослови их Б-г. Но когда движение прекращалось, он поминал недобрым словом своего тестя, бил клячу кулаком и предвидел свое несчастное будущее. Яков умолял эту тварь поторопиться — стемнело, дул острый степной ветер, — но, избавившись от телеги, она изучала мир. То остановится попастись, громко вырывая траву стертыми своими зубами, то прогуляется с одной стороны дороги на другую. А то вдруг вообще повернет и слегка прорысит обратно. Яков в бешенстве грозил ей хлыстом, но они знали же оба, что нет у него теперь никакого хлыста. Отчаявшись, он лягнул ее пятками. Кляча вздыбилась, и на несколько опасных минут Яков себя почувствовал как на лодке в бурном море. Еле выжив, он больше не стал лягаться. Подумал было, не выбросить ли свои пожитки — вдруг это ускорит дело? — но не решился.