Константин Федин - Костер

— Мазать стал? — улыбнулся Матвей. Отец ответил со скрытой гордостью:

— Не случалось.

— Мастер спорта! — похвалил Матвей.

— Где нам!.. В мастерах, поди, твой хозяин ходит… Пуляет еще по тарелочкам, а?

— Нынче весной кто выехал на тягу, — а он — на стрельбище. Опять первым вышел… с хвоста! — мигнул Матвей, и все заулыбались.

— Тарелки-то дома легче бьются, — сказал Прокоп.

Мавра приостановилась с мисками в руках.

— Никак я, сыночек, твоему хозяину фамилье не запомню. Совсем быдто обыкновенно, а начну споминать — не дается!

— А ты подумай о дяде Прокопе и вспомнишь.

— Ну?.. Ужли Прокопов?

— Пастухов, а не Прокопов!

— Вот ведь дура, право! — со смехом воскликнула Мавра.

— Живет-то как хозяин твой? — спросил Прокоп.

— Крепко.

— Слыхал. А с чего?

— С театров.

— С двух ай боле?

— Какое! Может, с сотни целой.

— Ездит, значит?

— Сидит.

— А когда ж поспевает?

— Сидит, пишет для представлений. Напишет, тетрадками сошьют ему, что написал, рассылают по театрам. Во все концы. А там пошло. Афиши клеют, по радио объявляют — приходите, пожалуйста, смотреть, дается пиеса, такая там разэтакая, и как называется, чтобы знали.

— А он?

— Он — считай денежки.

— За тетрадки?

— Ему с билета причитается. Купил ты, к примеру, билет в театр — ему с билета процент.

Прокопу понравился рассказ. Некоторое время, скосив взгляд к плечу, он прислушивался к своим соображениям.

— С кажного билета? — спросил он, засомневавшись в мыслимости подобного дела, и, когда Матвей подтвердил, сказал не громко: — С выработки, стало. Сколько народу заманит, столько получай.

Но оставалось что-то незаконченное в любопытном рассказе. Он спросил:

— Неурожай тоже быват?

— Не без того. Сыграют представленье раз-другой, а потом в театр никого не загонишь. Сборов нету.

— Высеял, значит, а собрать не пришлось, — уяснил Прокоп, но все-таки решил доспрошать до конца: — А хозяин?

— Ему что? Он обратно пишет, — уверенно ответил Матвей, довольный общим интересом к своему превосходному знанию театральной жизни — А то еще так было. Это когда я только работать у него начал. Одну его пиесу совсем приготовили, а вышла закавыка. Порядок такой есть — перед тем как запустить представленье, требуется дать ему прогон. Словом, чтобы не вдруг его казать, а сперва просмотреть — как и что.

— Инспекция вроде как, — солидно вставил Илья.

— Ну, что ли, как у нас, шоферов: прошла машина техосмотр — валяй, можно гонять… Назначили пиесе прогон. Днем было. Я стою в переулке, позади театра, дожидаю. Выходит его жена, садится в машину, молчит. Потом сам идет. Красный и губы надул. То всегда рядом со мной садится, а тут открыл, заднюю дверцу к жене. Слышу, дрюпнулся и всего одно слово — завалили! Всю дорогу домой — молчок… Провалилось сказал представленье.

Прокоп с веселой живостью оглядел всех вокруг.

— Не все коту масленица, — одобрил он и, отвечая, видно, чему-то очень забавному, почти про себя закончил: — С каждого билета, хе-хе!

Тороватый рассказ Матвея о своем довольно загадочном хозяине потешил стариков, рассмешил ничего не понявшего Антона, а потом и мать, которая не прекращала уставлять посудой и снедью праздничный стол. Замерцавшая бутылочка посереди блюд способствовала тому, что приятная беседа не затянулась, и все дружно разместились вокруг стола.

Никто не подал виду, что заметил полное неучастие в разговоре Лидии. Ей не пришлось пересаживаться — она как уселась в самом куту, под картинками, так и сидела, поводя одной только бровью да слегка вздымая уложенные на грудь руки. Молчать ей было трудно, она крепилась, и неподвижность ее испугала посаженного рядом Антона — он поначалу тоже смирненько переплел на животе руки.

Был соблюден обычай — поздравили водочкой именинницу, привставая, величая ее по батюшке, а затем молча взялись закусывать холодным, разложенным по тарелкам. Лидия только чуть-чуть пригубила из своего стаканчика, и хозяин, начавший разливать по второму, шутливо укорил ее, что она не поздравствовала как следует хозяйку с ангелом.

— Очень для меня спиртное вино вредно, — серьезно ответила Лидия и, разомкнув губы, уже не могла остановиться. — А еще место хочу оставить, за молодых чтобы выпить. За счастье за ваше, деверь дорогой, с супругой, чтобы справить вам свадьбу золотую богаче серебряной, — сказала она врастяжечку, как причитанье. — А я, извиняюсь, пить никак не могу, потому завтра с зорькой самая пора мне собираться домой.