Леонид Печенкин - Павкин алмаз [повесть]

Заметив взобравшуюся на его босую ногу ящерку, человек не шелохнулся, перестал жевать. А она, любопытная, понаблюдала за ним черными глазами-точками и вдруг, испугавшись чего-то, шмыгнула с ноги обратно в щель под каменьями.

…А потом уж завод Бисерский перешел по наследству же внучке Шаховской, Варваре Петровне, по первому мужу графине Шуваловой. И эта в Петербурге на широкую ногу живет, под стать бабушке. И этой деньгу подавай… Правда, слух прошел, что, недавно овдовев, не ходила она в долгом трауре и вышла замуж за графа, Адольфа Антоновича Полье, не то русского, а может, французика. Много их тут в Россию понаехало.

Приметив вдруг, что ветер закрепчал и пошли тучи с севера, человек начал жевать торопливее. Закончив трапезничать, надел задубевшие от пота и грязи лохмотья холщовой рубахи, не заправляя ее в порты, прихватил армяк с котомкою и начал спускаться с горы, опираясь на ту же суковатую палку-помощницу.

Чем ниже, тем гуще лес. На прогалинах, старых осыпях разноцветье трав. Какая-то птаха свистнула, дятел простучал. А тут как полыхнул с шумом из-под ног косач — путника к кустам шарахнуло — думал, медведь.

А по небу облака уже ва́лом валят, темно-синие, тяжелые. От земли испарения пошли. Духота. По всему видать — гроза надвигается. Деревья запокачивались, заскрипели. И трава шуршит. С горы идется ходко — почти бегом. Но пришелец осторожничает, озирается. Обойдя валежину, шагнул в кусты и увидел там звонкий родничок. Припав ртом, долго и жадно пил, а потом смочил голову, плеснул на грудь студеную воду…

Спустившись к реке Койве, он опять постоял в кустах, прислушиваясь и приглядываясь. Знает человек, что, ее держась, выйдет к Чусовой, и там вдоль берега можно прошагать до самой до Камы. До Дона вольного еще долгий путь — шагать и шагать, а кругом засады стражников, как убережешься?

Здесь-то места свои да знакомые. А он и у себя дома как волк. Если б можно было, то пришел бы еще засветло на завод. Жену с ребятами целых семь годов не видал! Зимой встретился с беглым земляком, так тот сказывал, что жена под надзором все еще. Поди-ко поработай двадцать лет в яме угольной! Да и дети все уже к заводской работе приставлены. Вот придет ночь, огородами прокрадется он к избе отставного солдата деда Попова — человек надежный, не продаст. Многих тайно привечает. Уж всегда поделится куском хлеба, в баньке выпарит, одежонку даст. Любят старика за добрую душу, за сказы о войне да о землях чужих и диковинных. Перво-наперво через него надо повидать семью, потом друга старого Пантелея Копытова и тогда, благословясь, двинуть в дальний путь. Деревень теперь больше встретится, и народ пойдет другой — попокладистей. Повидали на Урале люди всякого, понапуганы, оттого и завели правилом: на ночь выставлять под окно на завалинку кружку молока с краюхой хлеба, чтобы путник-странничек, оборони бог, не возгневался бы и не сотворил какого лиходейства: избу б не поджег, лошадь бы не увел, кур не утащил, семью не вырезал…

— Эй ты, подь сюда!

Вздрогнул человек от окрика, сжался весь, вскочил и в лес бросился.

— Эй! Не балуй!.. Сто-ой!..

— Ну, пальни в него!

Петляя между деревьями, дальше-дальше бежал он, и тут сзади громыхнуло…

Петр Максимович Горбунов недовольно расхаживал из угла в угол по кабинету. Ожидаемый приезд хозяина графа Полье очень был некстати: намыв золота в последние дни резко снизился. Еще тут немчишки эти… Привезли приказ хозяина — в промываемых песках самоцветные камни искать!..

Четыре года назад Горбунова, как одного из лучших специалистов по золоту и знатока самоцветных камней, рекомендовал графу Полье сам начальник уральских горных заводов генерал Глинка. Графу потребовался специалист, чтоб провести разведку россыпей и установить, есть ли смысл открывать частный промысел. Он положил Горбунову приличное жалованье, и тот согласился.