Представим на минуту — роковая трещина не повредила стакан аварийного люка — уже тогда, в то первое погружение „Приза“, на его борт смогли бы перейти первые три подводника, если бы они были еще живы, если бы их отсек был сухим и „держал“ давление. Но не было ни того, ни другого, ни третьего…
Право открыть входной люк, когда уже не было никакой опасности затопить уцелевших, предоставили норвежским водолазам, они-то и снискали себе ореол настоящих „профи“, истинных спасателей, которых позвали слишком поздно из-за „морских амбиций“ и „преступной медлительности“ негодяев-адмиралов.
Одни комментаторы громко гневались и клеймили всех направо и налево, другие бесстрастно „информировали“: „Рудницкий“ продолжает тщетные попытки закрепления спасательного снаряжения на корпусе подводной лодки… Спасатели применяют более совершенный аппарат „Бестер“. Но он также оказывается неэффективным».
Да не «Бестер» оказывается неэффективным, а неэффективна шахта выходного люка с трещиной от взрыва. И вовсе не тщетными были попытки «Рудницкого» закрепить спасательное снаряжение, то бишь автономные аппараты на корпусе лодки. Восемь раз только за одно погружение садился «Приз» Андрея Шолохова на комингс-площадку и закреплялся на ней. Смысл был не в «закреплении спасательного снаряжения», а в невозможности осушить доступ к лодочному люку. И нет в том никакой вины тех, кто это героически пытался осуществить.
Эх, если бы дали капитану 3-го ранга Шолохову сказать об этом перед телекамерой. Но мы узнали его правду только в сентябре, когда уже все вдоволь накричались и наплакались…
Глава восемнадцатая. А были ли стуки?
Итак, 12 августа в 23 часа 30 минут «Курск» не вышел на очередной сеанс связи. Такое иногда случается, и это еще не давало повод к самым худшим предположениям.
Спасательная операция началась сразу же, как только по флоту был объявлен поиск не вышедшего на контрольный сеанс связи «Курска». Поиск пропавшей субмарины, ее обследование — это все спасательная операция, это ее начальный этап. Невозможно спасать подводную лодку без информации о ее реальном положение на грунте и техническом состоянии. Все это было проделано в рекордно короткие для таких аварий и таких гидрометеоусловий сроки.
Для сравнения: «Курск» лег на грунт неподалеку от того места, где в 1961 году так же неожиданно и безвестно затонула со всем экипажем дизельная подводная лодка С-80. Ее нашли и подняли лишь спустя семь лет. «Курск» успели найти менее чем за сутки. Он лежал в 48 милях от берега с большим креном и поднятым командирским перископом. Это важная подробность может сказать о многом. Несчастье произошло на перископной глубине, видимо, при подвсплытии на сеанс связи. Эта глубина для подводников опаснее предельной, так как субмарины всех флотов мира не раз и не два попадали под форштевни надводных судов именно на перископной глубине. Трудно представить, чтобы акустики «Курска» не услышали перед подвсплытием шумы надводного корабля. Трудно надводному кораблю скрыть факт столкновения с подводным объектом.
Когда в Авачинской бухте затонул атомоход К-429, корабля хватились спустя почти сутки. Искать «Курск» адмирал Попов распорядился сразу же, как только ему доложили о невыходе подводного крейсера на связь. Именно он, командующий Северным флотом, провел потом все время в море, на борту «Петра Великого». Он сделал все, что мог, и даже более того. Человек великой отзывчивости, совести и интеллекта, он принял эту трагедию не как флотоначальник, а как истинный подводник, только чудом за тридцать лет подводной службы не разделивший участь своих собратьев по «Курску».
С борта «Комсомольца» держали довольно устойчивую связь, и было ясно с первых часов аварии — пожар… Здесь же лишь невнятные стуки из отсеков… И никакой информации.
Кстати, о стуках… Командующий Северным флотом в личной беседе с автором этих строк подтвердил, что гидроакустики записали их на пленку.
— Но, — заметил при этом адмирал Попов, — тщательный инструментальный анализ этих звуков показал, что исходили они не из прочного корпуса «Курска»…
Но это те стуки, которые записали, а ведь наверняка были и другие — с «Курска», которые скорее всего просто не успели услышать.
«Да были ли они?» — сомневаются теперь иные мои коллеги.
Стуки безусловно были, ибо первое, что станет делать подводник, оказавшийся в стальной могиле отсека, — это почти рефлекторно бить железом в железо, надеясь, что откликнутся из смежных отсеков или услышат спасатели. Другое дело, как долго эти стуки продолжались. Их не могло не быть, поскольку любой подводник, оказавшийся в затопленном отсеке, будет подавать о себе весть ударами железа по железу. Впрочем, для этого не надо быть профессиональным подводником. Когда перевернулся линкор «Новороссийск», в его подпалубных помещениях не было подводников. Но моряки несколько суток стучали кувалдами в корпус, призывая помощь…
Читать дальше