Лев Скрягин: Сокровища погибших кораблей

Черный Роджерс, абордаж, флибустьеры… С детства мы носим в себе романтику этих слов, вызывающих ощущение безграничных морских просторов и отчаянных приключений. И вероятно, мало кто задумывается над тем, что флибустьерство, этот, казалось бы, удел детского преклонения перед отвагой «мушкетеров моря» — серьезное историческое явление, имеющее глубокие социальные корни.

В XV–XVI веках Западная Европа вступила в новый этап своего развития — период зарождения капитализма. Одним из главных условий его являлось наличие капиталов, которые можно было бы вложить в растущее производство. Однако их количество было ограниченным: старые методы накопления (эксплуатация зависимого крестьянства, торговля) уже не могли удовлетворить резко выросшие потребности, новые (промышленная прибыль) еще не сформировались. Поэтому зарождавшемуся капитализму были жизненно необходимы особые пути создания капитала, отличающиеся и от прежних феодальных и от будущих капиталистических. И эти новые формы были найдены: среди них одним из главных стал колониальный грабеж вновь открытых земель. Древнейшие цивилизации Азии, Африки и Америки, едва успев познакомиться с европейцами, пали жертвой ненасытной жажды богатств. «Золото искали португальцы на африканском берегу, в Индии, на всем Дальнем Востоке; золото было тем магическим словом, которое гнало испанцев через Атлантический океан; золото — вот чего первым делом требовал белый, как только он ступал на вновь открытый берег» (Ф. Энгельс). И золото широким потоком хлынуло в Европу. Ежегодно несколько тонн золота и десятки тонн серебра доставлялись из испанских колоний в Севилью. За полтораста лет (1503–1660 гг.) испанцы вывезли из Америки около 2 тысяч тонн драгоценных металлов (в пересчете на золото). За одно XVI столетие общее количество бывших в обращении денег в Европе увеличилось вчетверо.

Колониальные захваты резко изменили географию тогдашнего мира. Через моря и океаны, простираясь на тысячи километров, потянулись к метрополии золотоносные артерии. Естественно, что в этих условиях вновь расцвел один из древнейших видов морского промысла — пиратство.

Пиратство XVI–XVIII веков — сложное и далеко не однозначное явление. В среде буканьеров — рыцарей наживы, по локоть обагривших свои руки в крови, нередко можно было встретить и смельчаков-правдоискателей, вольных рыцарей открытого моря. Однако не личные качества действующих лиц определяли сюжет этой исторической драмы и не они диктовали законы ее развития.

В колониальной политике более других европейских государств преуспели Испания и Португалия, в 1493–1494 годах с помощью римского папы поделившие между собой весь как известный тогда, так и еще не открытый мир; в стороне от легально узаконенного грабежа оказались Англия, Франция, Голландия. Молодая хищная буржуазия этих стран, опираясь на королевскую власть, вступила в открытое соперничество с первыми колониальными державами. И в этой борьбе одним из главных методов стало «государственное» пиратство. Десятки и сотни каперских судов с санкции и при неофициальной поддержке трона, с капитанами, носившими титулы графов и герцогов, звания адмиралов королевского флота, постоянно бороздили открытое море и скрывались в засадах в ожидании груженных серебром и золотом испанских галеонов. Так происходило «перераспределение» награбленных за океаном богатев, жизненно необходимых европейскому капитализму.

Но у медали была и другая сторона. Издавна протест угнетенных против своих угнетателей выражался в побегах, уходе в далекие места, где не могла достать их рука господина. Мечта о свободных землях, где нет насилия и господского гнета, переходя из поколения в поколение, превращалась в веру в сказочную страну Кокейн и в устах наиболее передовых представителей эпохи находила блестящее литературное выражение в различного рода «Утопиях». Ко времени позднего средневековья помыслы крестьянства стали обретать более реальные очертания и выливаться в форму свободных «мужицких» государств, возникающих на окраинах централизованной Европы (например, ранняя Запорожская Сечь).