И тут я затосковала по моей матери, как не тосковала никогда прежде.
— Прикрепи клок шерсти к дверям дома, — приказала я повивальной бабке.
— А твой муж? — спросила она.
— Мой муж не имеет к этому никакого отношения.
Вошел Керкил, чтобы преклонить колени перед моим троном.
— Она похожа на меня! — воскликнул он. — Прекрасная малютка.
«Мозгов у нее будет побольше, чем у тебя», — подумала я.
Как только силы вернулись ко мне, мы с Пракеиноей отправились благодарить Артемиду за то, что она сохранила жизнь мне и девочке. Мы оставили богине прекрасный багряный хитон и багряный плащ с волнистой голубой оторочкой, напоминающей морскую волну.
В храме Артемиды я видела мать женщины, умершей в родах, — она посвящала богине целый сундук сокровищ. Она что — сумасшедшая? Боги забрали ее дочь, а ока все еще пыталась ублажить их!
— Роды — как война, кровь льется ведрами, — сказала эта женщина. — По крайней мере, богиня пощадила мою внучку.
Как женщины отдают своего ребенка повивальной бабке, чтобы та унесла его на вершину скалы? Я этого никогда не пойму, как и варварские обычаи поклоняющихся Ваалу. Мы притворяемся цивилизованными, но только кровавые жертвы могут унять в нас жажду убийства.
И скажите мне, с какой это радости Артемида, которая ни разу не позволила Эросу раздвинуть ей ноги, стала богиней деторождения? Она, девственница, развлекающаяся охотой на вершинах безлюдных гор, держит в своих руках судьбы всех беременных женщин. Разве это справедливо? Разве это правильно? Зевс-громовержец, управляющий мирозданием, у меня накопилось к тебе много вопросов.
ЗЕВС: Богохульство!
АФРОДИТА: Философия! Одно нельзя отделить от другого!
Меня поразило то чувство любви, которое вызвала у меня моя девочка. Этот маленький комочек плоти с мутными голубыми глазками и розовыми ноготками, напоминающими прозрачные раковинки подводных существ, изменил мой взгляд на мир. Я стала меньше по сравнению с тем, что была прежде, — теперь всего лишь мать — и больше, гораздо больше: творцом этого чуда. Я знала теперь, что чувствовали боги, сотворив жизнь.
У меня есть доченька-красавица,
Похожая на золотой цветочек. Я не променяю
Ее на всю Лидию и даже
На весь прекрасный остров Лесбос.
Глядя на мою дочь, на ее розовые пальчики, похожие на зарю, на ее прозрачную кожу, на створки ее женского естества, я чувствовала, что снова начинаю любить жизнь. Я даже готова ради нее забыть мои песни. Она была моим лучшим творением.
В те времена, когда Клеида была маленькой девочкой, я изображала из себя Пенелопу, сидела за ткацким станком, но плела только козни. Младенец лежал в корзине у моих ног. Когда появлялся Керкил, я являла собой образ заботливой жены. Конечно, я не кормила сама. Этим поочередно занимались две кормилицы — днем и вечером. И число моих домашних рабов возросло.
Керкил был в восторге от ребенка. Он уже начал собирать ей приданое и планировать свадьбу. Но виноторговля, которую он вел на паях с моим братом Хараксом, все больше требовала его присутствия в Египте. Они целыми месяцами оставались в Навкратисе, где греческие торговцы могли поклоняться своим богам и, купаясь в египетской роскоши, предаваться утехам с египетскими проститутками. Счастливое избавление! Я была счастлива оставаться полновластной хозяйкой в моих владениях.
Поскольку Керкил был довольно стар, родители его уже умерли, и у меня не было надоедливых свекрови и свекра, присутствие которых должны выносить большинство молодых жен. Это был еще один дар богов.
До рождения Клеиды я была очень нетерпима с матерью. Но теперь мое отношение к ней изменилось. То, что прежде казалось мне упрямством, теперь стало видеться материнской заботой. Ни одна женщина не может понять свою мать, пока сама не станет матерью. Я бы все отдала, чтобы увидеть ее теперь.
Я постоянно отправляла ей послания через торговцев, которые бороздили моря между Сиракузами и Лесбосом. Она присылала мне приветы, а еще от нее привезли великолепный, украшенный золотом плащ цвета морской волны для малютки Клеиды. Конечно, он был бы велик и для пятилетней девочки, но я завернула в него малютку в ее люльке и сказала: «Твоя бабка соткала это для тебя своими прекрасными пальцами, похожими на твои».
А потом появилась моя мать. Она приплыла на корабле с рабами и прислужницами. Оказалось, не только Харакс отправился с Керкилом торговать в Египет, но к ним, несмотря на молодость, присоединился и Ларих. Мой младший брат Эвригий умер. Лихорадка, завезенная кем-то с Большой земли, унесла его. Потеряв собственного ребенка, моя мать явилась, чтобы предъявить права на моего.
Читать дальше