Эрика Йонг - Сердце Сапфо

С чего начать мою историю? Барды советуют начинать с самой гущи событий, когда бушуют страсти. Что ж, тогда представьте, как я, обдуваемая хлестким, холодным ветром, с трудом взбираюсь на Левкадийскую скалу, где все еще стоит святилище Аполлона. Говорят, в древности тут приносили человеческие жертвы. Здесь все тот же воздух и еще чувствуется запах крови. У всех магических мест на земле есть этот запах.

На пути мне попадаются низкорослые сосенки, а золотые сандалии — неподходящая обувь для камней, которые перекатываются и осыпаются. Не раз моя нога подворачивалась, и я падала. Коленки у меня сплошь сбиты, как в те времена, когда я была легконогой девчонкой.

Я много дней провела в море и даже теперь, взбираясь на вершину белой скалы, словно ощущаю под собой покачивающуюся палубу.

Я невообразимо стара — мне пятьдесят. До пятидесяти доживают только колдуньи! Добропорядочные женщины умирают во время родов в семнадцать, как это едва не случилось и со мной. В пятьдесят я уже должна быть мертва или превратиться в старую каргу — со смуглой кожей и слегка искривленным позвоночником, что я всегда скрывала под цветастыми накидками. Юность моя прошла, но тщеславие осталось. Как это я в пятьдесят еще могу мечтать о любви? Я, наверно, сошла с ума.

Мои черные волосы, которые отливали когда-то матовым блеском, словно влажные фиалки на алтаре черного дерева, теперь поседели. Я запретила моим рабам красить их. Мне больше не нравится смотреть на свое отражение. Даже самые густые белила не могут скрыть морщин. Но у меня, как у Афродиты, еще остаются мои уловки, мои духи, мои снадобья, мои волшебные бальзамы. Я еще могу вызывать любовь к себе, хотя и ненадолго.

В прошлом я добивалась своего обаянием юности. Теперь — обаянием славы. И моим губам, рукам, голосу ведомы тайны сладострастия. Я знаю благоухающие секреты куртизанок Навкратиса, сокровенные ритуалы танцовщиц из Сиракуз, бесстыдные мелодии флейтисток Лесбоса.

Ах, сколько историй рассказывают обо мне. Эти легенды перемешались с легендами об Афродите. Покончила ли я с собой, прыгнув со скалы из-за безответной любви к прекрасному юноше-лодочнику? Любила ли я мужчин или женщин? Есть ли вообще пол у любви? Сомневаюсь. Если тебе выпало счастье любить, то какая разница, как устроено тело твоего возлюбленного. Божественная вагина, эта сочная винная ягода, или мощный фаллос, этот символ власти, — разве и то и другое в конечном счете не есть ипостаси Афродиты? Вагина мягка, как Афродита, фаллос тверд, как копье Ареса. И никакие одежды не покрывают так долго, как тлен. Остаются только песни страсти.

Прекрасный лодочник был очарован моей славой. Как и все прекрасные лодочники, он мечтал стать знаменитым поэтом. Он сидел на веслах и сочинял песни. И что с того, что рифмы его избиты? И что он позаимствовал многое и у меня, и у всех поэтов вплоть до Гомера? Он был прекрасен, а голос его — черный мед. Кудри — эбеновое дерево, а глаза — агаты. И ямочка на подбородке…