Михаил Ишков: Валтасар

Эта суматоха, казни, крики и вопли несчастных продолжалось недолго. На рассвете главные ворота дворца распахнулись, и на административный двор вбежали персидские воины. Скоро враги овладели всем комплексом. Тех, кто пытался оказать сопротивление, безжалостно убивали, тем, кто бросил оружие, сохранили жизнь. Друг царя Кира — тот самый босоногий парнишка, с которым Нур-Сину приходилось встречаться в Экбатанах, теперь повзрослевший, бородатый, в круглой тиаре, панцире, за спиной алый плащ, — отыскав Хашдайю, взял его в проводники. Тот провел знатного перса и сопровождавших его воинов в апартаменты царевича. Персидский акинак по самую рукоять вошел в брюхо Валтасара. Он даже не вскрикнул.

Взгляд старика по-прежнему бродил по потолку. Какие письмена, знаки он видел в тот момент? Был месяц ташриту, двадцать пятый день. Прошло ровно двадцать лет с того момента, когда он выбрался из убежища, предоставленного ему Хашдайей, и под охраной двух рослых воинов отправился домой.

Город был цел и невредим, только кое-где вставали огромные черные дымы. Их было раз-два и обчелся. Солнце встало над Вавилоном, однако на улицах было пусто. На базарах все лавки были закрыты, только продавцы свежих лепешек и разносчики холодной воды кучковались по закоулкам. Один из них, осмелев, предложил товар чужакам. Воины охотно разобрали лепешки, начали посмеиваться. Когда же торговец почесал палец о палец — пора, мол, и расплатиться, — громко захохотали. Тут на площади появился офицер или знатный перс — кто их сразу разберет. Хохот стих, и после окрика начальника торговцу отдали положенное.

Плата представляла собой странного вида, тонкий округлый слиток золота. Нур-Син встречал такие в Лидии. Их называли монетами. Видно, персы неплохо подхарчились в Сардах, если расплачивались за лепешки золотом.

Нур-Син указал сопровождавшим его солдатам дорогу. Свернув за угол и вступив на прямую, как стрела улицу, ведущую к его дому, он замер, затем бегом бросился вперед. Мчался и не верил…

Домчался.

У порога хозяина встретил Шума. Был он немного не в себе, как, впрочем, и рабы, сгрудившиеся возле главных ворот и таскавшие воду во внутренний двор.

Нур-Син схватил Шуму за тунику, принялся трясти. Тот едва отбился, закричал.

— Господин, мы успели потушить пожар. Почти все добро цело. Я ни в чем не виноват. Они ворвались на рассвете.

— Кто ворвался?

— Персы. Меня ударили сюда, — продемонстрировал хозяину здоровенный кровоподтек на груди.

— Где Луринду и сын? — отрывисто спросил Нур-Син.

— Они там, — кисло ответил Шума и зарыдал.

Нур-Син бросился в дом. Вбежал в главный внутренний дворик, обогнул фонтан.

Они лежали рядышком — Луринду и Нидинту-Бел. Оба были пронзены мечами и не по одному разу. Лица сохранились, прически сохранились, глаза у сына были открыты. Нур-Син опустился на колени, закрыл мальчику глаза, положил его голову к себе на колени, так и застыл. Рукой осторожно гладил волосы Луринду. Она была как живая, но живой не была. Был недвижим и их мальчик.

И Нур-Син.

Что теперь вспоминать! Прошлое не вернешь. Пришли на ум слова Балату, в тот же день посетившего его дом. Он остался в Вавилоне, как, впрочем, и Иезекииль — сказал, что на нем слишком много грехов, чтобы возвращаться на святую землю.

Пришел, долго сидел возле Нур-Сина, молчал, потом положил на стол рукопись, сжал другу плечо и удалился.

Нур-Син только вечером развернул свиток.

«Видел я в ночных видениях — вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий. Дошел до Ветхого днями и подведен был к Нему.

И ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему…» [85]

Дочитать не смог — глаза слезились. С тех пор Нур-Син живет одиноко. Одиночество тоже суета, но нестерпимо мрачная, терзающая душу.

Привык.

Вспомнилось как Кир посетил его в обгорелом доме. Шириктума, сказал он, разрубили на куски. Если это может тебя утешить.

Слабое ненужное утешение. Набонида сослали в почетную ссылку в Карманию — область расположенную на востоке Парса. Там он и окончил свои дни. В народе говорят, его удавили, а кто приказал, сам, мол, догадайся. Другие утверждают, что умер Набонид тихо, дни окончил в молитвах. Испустил дух в полнолуние. Где правда, кто не знает?

Дом Нур-Сина, хранителя царских редкостей, посла, сына благородного Набузардана обрушился в месяце аддару, когда сильные дожди пролились на Вавилон. Обломки погребли под собой дряхлого старика, слуги и рабы едва успели спастись. Дождь затушил пожар. Никто не попытался раскопать уродливый глиняный холм. Еще одной язвой в городе стало больше. С тех пор на этом месте пусто, никто не откупил участок, не начал строиться. Через несколько лет вся улица сплошь превратилась в развалины.