Григол Абашидзе - Цотнэ, или падение и возвышение грузин

Зрители смеялись, делились впечатлениями, понемногу начали расходиться.

Вата, как видно, злился на княжича за его непонятную щедрость.

Но Цотнэ всё ещё был как в тумане. Мальчики молча пошли вдоль берега. Сзади себя они услышали крик.

Цотнэ обернулся и увидел, что девочка, поцеловавшая его, бежит в их сторону и размахивает руками.

— Нас зовёт!

— Что ей надо?

Запыхавшись от бега, девочка приблизилась к ним.

— Почему ты не сказал, как тебя зовут?

— Меня? Цотнэ.

— А меня Аспасия. Я тебе нравлюсь?

Цотнэ застыдился и вновь покраснел. Аспасия рассмеялась.

__ А ты и правда княжеский сын?

— Да.

— Счастливый, — вздохнула Аспасия.

— А ты его дочь? — Цотнэ показал рукой на шатёр.

— Нет! Он купил меня на невольничьем рынке. Меня пятилетней похитили разбойники. Мои родители, наверное, были греки — раз дали мне греческое имя. Я тебе нравлюсь, Цотнэ? — смело, с непринуждённым смехом спросила Аспасия.

Цотнэ опять зарделся.

— Если нравлюсь, возьми меня с собой.

Цотнэ опустил голову.

— Возьми меня в прислужницы.

— Куда я тебя возьму? — развёл руками Цотнэ.

— Во дворец. Буду прислуживать твоей матери. Всё буду делать. Только избавь меня от этого факира, — непринуждённый смех Аспасии угас. На большие голубые глаза навернулись слёзы.

— Как же я тебя избавлю?

— Пусть твой отец купит меня.

— Как это — купит? — удивился Цотнэ.

— Купил же меня факир!

— Я должен спросить отца с матерью…

— Возьми меня, я сама попрошу, сама расскажу о своём несчастье. Они пожалеют меня.

— Нет, ты подожди пока здесь.

— Никто меня не жалеет. Никому я не нужна, — зарыдала вдруг Аспасия и опустилась на землю.

— Не плачь, Аспасия… Успокойся…

— Прочь от меня! У вас у всех не сердца, а камни! Бесчеловечные вы все! — Аспасия рыдая бросилась к шатру.

— Видал? Просится в княжеский дом! — злорадствуя, заметил Вата, провожая удалявшуюся Аспасию злым взглядом.

Вечером Натэла зашла в спальню Цотнэ, проведать как обычно сына перед сном, пожелать ему спокойной ночи, перекрестите и поцеловать. Наклонившись, она как бы случайно расстегнула верхние пуговицы на рубашке мальчика.

— Лучше спать с расстёгнутым воротом, — ласково сказала она, погладила сына по голове и вдруг спросила: — А куда ты дел крест, да снизойдёт на тебя его благодать?

— Крест?.. — растерялся Цотнэ. — Не знаю, кажется, где-то потерял… наверное, цепочка оборвалась.

Мать побледнела, но, промолчав, поцеловала сына и вышла из спальни.

Утром наставник Ивлиан взял Цотнэ в Чкондиди. Весь день они пробыли там. Отстояли обедню, причастились. На другой день осмотрели храм, а в полдень вернулись во дворец.

Под вечер забежал Вата.

— Как жалко, что тебя не было с нами! — восторженно сказал ему Цотнэ. — Какой, оказывается, замечательный храм в Чкондиди!

— Как же мне было ехать, если отец два дня гонялся за беглецами.

— За какими беглецами?

— Разве не знаешь? Цабо, прислужница госпожи, сбежала из дворца.

— Цабо?

— Да, служанка большой госпожи… Это не всё! Вместе с ней исчезли драгоценности госпожи.

— Неужели Цабо могла украсть? Не может быть!

— Как же не может быть, если в тот день во дворце никого из посторонних не было. Цабо убрала комнаты, заперла дверь. А теперь и сама она и драгоценности бесследно пропали.

— Куда она могла деться! Цабо сирота! У неё нет ни родителей, ни родственников, ни близких.

— В том-то и дело, что она сбежала с каким-то конюхом.

— С Отиа?

— Да, с конюхом Отиа. — Вата понизил голос. — Вчера мой отец схватил его и бросил в темницу. Сегодня отец его допрашивает. Хочешь, зайдём и тайком поглядим на допрос?

Цотнэ, кивнув головой, согласился.

Вата повёл княжича в свой дом. Они спустились по лестнице в нижний этаж, а потом и в подвал. Тут было полутемно и прохладно. Пройдя небольшой коридор, мальчики очутились над круглым залом. В подземелье. Горели свечи, на скамье сидел мужчина с расстёгнутым воротом.

— Это мой отец, — шепнул Вата.

Цотнэ пригляделся. Лицо широкоплечего мужчины горело от злобы, он взволнованно крутил усы. Глухим голосом он спросил у человека с засученными рукавами:

— Ну что, не признался?

— Отказывается, не признается.

— Всё применил?

— Всё. И руки крутил, и щипцами… Стоит на своём.

— Введите его!

Копейщики ввели несчастного и встали по сторонам.

— Лучше признайся. Даром мучаешь себя, да и у нас отнимаешь время. Мы и без тебя всё знаем. Но если ты сам скажешь, где припрятал наворованное, князь и его супруга смилостивятся и облегчат наказание.