Сергей Крившенко - Плавать по морю необходимо

Можно назвать эти размышления своеобразными авторскими отступлениями. Иногда они имеют лирический характер. Автор пишет не отчет, не дневник для себя, а книгу и, естественно, ведет в ней живой разговор с читателем. Он то и дело поясняет свое душевное состояние, размышляет о виденном, подводит итог, дает оценку.

«Читателю, может быть, покажется странным таковое отступление к путешествию, но я надеюсь получить извинение, когда скажу, что мне было 18 лет, что я начинал только жить на свете…»

Любознательный взгляд автора выхватывает десяток интересных деталей: и при описании Барабинской степи, изобилующей озерами и болотами; и купеческого города Томска, где к тому времени было «три каменных дома»; и города Красноярска, местоположение которого прекрасно.

Не ускользает от взгляда путешественника и то, что «крестьяне сибирские, особливо Тобольской губернии, вообще очень зажиточны, честны и гостеприимны; они даже более просвещенны, нежели российские». В Иркутской губернии наблюдается неурожай, что произвело «неслыханную дороговизну хлеба — пуд ржаной муки от 20 до 30 копеек возвысился до двух с половиной и трех рублей. В иных местах, особливо в городах, нельзя было ничего съестного достать».

Восторг вызывает Лена, «разнообразные берега ее, острова, рассеянные по берегам деревушки и безпрестанно меняющиеся виды». К тому же при таком передвижении «свобода читать книги или писать». В Киренске Давыдов отмечает «необыкновенное построение церквей». А далее Якутск… И тут уж другой способ передвижения. «От непривычки к верховой езде ноги и спина так у меня болели, что я принужден был часто сходить с лошади и идти пешком…» И, конечно, не забыта казнь египетская — оводы, мошка, комары… Пейзажи, пейзажи — и любование ими: «Какую разнообразную пищу почти на каждом шагу нашел бы для своей кисти или пера искусный живописец или описатель природы».

Путь был небезопасным. Рассказывают о варнаках, разбойниках, которые ходят вооруженными и грабят, а потому путешественники всегда наготове: ружья и пистолеты кладут между постелей. Одна такая встреча с разбойниками заканчивается благополучно лишь потому, что Хвостов храбро бросился им навстречу с одной саблею.

Запись 19 июля 1802 года:«Едва успели разбить палатку и развести огонь, как услышали очень близко два ружейных выстрела. Якуты наши тотчас упали ниц. И в то же время с разных сторон появились семь человек, из коих двое шли прямо к нам, имея совсем готовые ружья. Не ожидая ничего доброго от таковой встречи, стали мы хвататься за свои замоклые ружья. Хвостов, не могши скоро достать своего, с одной саблей побежал навстречу к ним… Сей смелый поступок устрашил атамана… Они уверяли, что совсем не такие разбойники, как об них разумеют, что бежали от крайностей и тяжкого содержания, что берут от купцов нужное только им, и что никогда не решатся убить кого-либо, иначе как защищая себя».

«Двукратное путешествие» никогда не переиздавалось, только фрагменты его нам удалось опубликовать в «Хрестоматии по истории Дальнего Востока» [57] Составитель Н.К. Кирюхин, научн. ред. С.Ф. Крившенко, Владивосток, 1982. . Вот почему дадим и здесь несколько штрихов из дневника путешествия.

«Перешел Белую другим бродом, поехали весьма частым лесом и претопким болотом. В недальнем расстоянии оставили медведя. Наконец лошади так устали, что многие падали уже и мы принуждены нашлись ночевать посреди болота… Только что легли спать, закутавшись шинелями, как пошел проливной дождь, который промочил нас в четверть часа насквозь… Ночь показалась нам годом… В 10 часов утра пустились мы в путь. Я насилу держался на лошади и завидовал тому, кто сидит в теплой комнате, не помышляя о дожде, льющем рекою. Отдал бы все, что имел, дабы укрыться только в шалаше, сквозь который дождь не проходит. Многим таковая слабость покажется смешною, но пусть они посудят о сем, не прежде, как не спавши 12 суток и пробыв более половины сего времени на дожде, не имея на себе сухой нитки: тогда только заключения их могут быть справедливы».

Плавание из Охотска на судне «Елизавета», август 1802 года.

«На судне „Елизавета“ всего было 49 человек: лейтенант Хвостов, начальник оного, я — штурман, подштурман, боцман, трое матросов, 34 промышленных, два алеута с Лисьих островов, один американец с полуострова Аляксы, приказчик, помощник его и два наших человека.

…Хвостов и я были первые морские офицеры, вступившие в Американскую компанию: посему всяк удобно себе представить может, какие трудности преодолевать, какие недостатки во всем претерпевать, какие закоренелые предрассудки истреблять, каких привычных к буйству людей усмирять и, наконец, с каким невежеством должны были мы беспрестанно бороться».