Е Ефимов - Два года из жизни Андрея Ромашова

— Как там сукно-то, Кузьмич? — нетерпеливо прервала его Евдокия Борисовна. — Не наведывался?

Кузьмич замялся:

— Да вот, знаешь, Борисовна, сегодня заглянул я туда — не пондравилось мне чтой-то…

— Что, что?

— Говорю, не пондравилось!.. Рухлядь, что мы навалили сверху, вроде бы на месте, а и не на месте, если присмотреться.

— А ты копнуть пробовал?

— Да нет, неудобно было одному-то, без тебя.

— Идем! — Евдокия Борисовна сразу забыла про свои страхи, про усталось и решительно зашагала на Московскую. Прихрамывающий сторож семенил за ней.

Приблизившись к мрачному заброшенному особняку, заведующая фабрикой невольно замедлила шаги. В полутьме быстро надвигающейся осенней ночи дом с пустыми глазницами выбитых окон на пустынной улице мог напугать и вооруженного мужчину. Подошел запыхавшийся от быстрой ходьбы Федор Кузьмич.

— У меня вот свечка есть, — деловито сообщил он, — а за дверью лопата спрятана. Сейчас все и осмотрим…

Внизу Федор Кузьмич поставил свечу на земляной пол, разыскал первым делом в темном углу какое-то тряпье и плотно завесил два маленьких окошка, выходящих на улицу. Сдвинув в сторону ломаные стулья, рваные тюфяки, старые книги, он внимательно осмотрел пол.

— Тут, кажись… Ох, не ндравится мне ето, — бормотал он, примеряясь, где лучше начинать копать.

— Что не нравится, Кузьмич?

— Да, понимаешь, когда мы сукно-то закопали, я сверху землю сперва трухой соломенной из матраса присыпал, чтобы, значит, не видно было свежего раскопа. А уж потом барахло ето навалил сверху. Ну так вот… — Он остановился, вытащил кисет и стал задумчиво скручивать «козью ножку».

— Да не тяни ты душу! — воскликнула Евдокия Борисовна. — Потом покуришь! Что там?

— Ну, нет, значит, той трухи, земля свежая — заровнена, а трухи нет. Я ето еще днем приметил.

— Тогда давай копать скорей! — Она схватилась за лопату.

— Сейчас, сейчас. Надо же место точно отметить. — Сторож отобрал лопату и принялся что-то отмерять ее ручкой от одной стенки, затем — от другой. — Здесь, ето уж точно. — Наметив квадрат, он принялся копать.

Когда все было изрыто и перекопано, он разогнулся и вытер рукавом вспотевший лоб.

— Нет ничего! Видно, ухватил кто-то наше сукно, Борисовна!..

— Как это нет? Не может быть! Ты, наверно, не там копаешь! — Евдокия Борисовна схватила валявшийся тут же железный прут от старой кровати и принялась с силой втыкать его в пол. Прут легко входил в рыхлую землю, ни на что не наталкиваясь.

— Но кто выкопал, кто? Ведь знали только четверо!

— Да, в этом еще разбираться надо. — Сторож присел на ящик и закурил. — Вот что я тебе скажу: заявляй в Чеку. Они там для таких дел поставлены.

Вот и знакомый дом — бывший пивзаводчика Скачкова. Будто вчера отсюда ушел. Те же стены, та же мебель в большой сумрачной прихожей перед кабинетом Лесова. А сколько событий прошло за три месяца, что он здесь не был! У стола печатает на машинке какая-то незнакомая девушка, да у окна стоит, скучая, паренек в длиннополой шинели. Может, это новый курьер вместо него?

— Ромашов? — переспросила девушка. — К Лесову? Подождите, он занят. Сейчас освободится.

Дверь кабинета председателя губчека открылась, и вышел Золотухин, в расстегнутой тужурке, раскрасневшийся, веселый, будто и не было у него никакой бессонной ночи.

— О, Андрей! Погоди, я сейчас. — Он скрылся в соседней с кабинетом двери и буквально через мгновение показался снова. «Как чертик из коробки в детской игрушке», — подумал Андрей и улыбнулся. От веселого сравнения стало легче. Нет, не будут его ругать за то, что он вчера упустил бандита.

— К Лесову иди, я тоже сейчас зайду.

Андрей прошел в кабинет и нерешительно остановился у двери.

— А, Ромашов! Здравствуй, здравствуй! Проходи, — вышел из-за стола к нему навстречу председатель губчека. — Давно не виделись, давно. Можно сказать, целую историческую эпоху. Садись, рассказывай!

Андрей смущенно пожал протянутую руку. Присев на кончик стула, он только теперь заметил сидящего сбоку у стола улыбающегося Крайнова.

— Вы, товарищ Лесов, простите уж меня, — начал Андрей, — но я и сам не знаю, как того гада упустил… Думал, пристукнул его, а он вот ожил…

— Ты о чем? — прервал его Лесов. — А, о вчерашнем? Знаю уже, Золотухин доложил. Я тебя о жизни твоей спрашиваю.

— Так что жизнь! Повоевал с контрой совсем чуть-чуть. Не повезло. А теперь вот никак на фронт отсюда не выберусь.

— Ну, это ты, браток, брось! Фронт революции сейчас везде. И здесь тоже! Что у тебя вчера не бой разве был? Да еще рукопашный!