Михаил Старицкий - Молодость Мазепы

С Мазепой прибыл на правый берег и Остап; по приезде в Чигирин Мазепа сейчас же записал его в надворную гетманскую команду, как обещал еще в Волчьем Байраке, и благодаря покровительству столь важного теперь лица, каким стал Мазепа, он был вскоре замечен гетманом и получил значительное повышение. Счастливый ликующий казак платил за это Мазепе безграничной привязанностью и преданностью, да и Мазепа симпатизировал ему; кроме того, ему было чрезвычайно приятно, что здесь, подле него, находился человек, с которым ему можно было перекинуться словечком о Галине и, — в случае крайней необходимости, — послать к своей «коханой». Хотя Мазепа знал, что татары из-под Подгайцев бросились прямо в Крым, не распуская даже по сторонам загонов, и что таким образом ему решительно нет никакого основания опасаться за Галину, но все-таки в груди его ныло то непрерывное беспокойство, которое мы ощущаем всегда за нежно любимых людей. Ему хотелось неудержимо узнать доподлинно, как она поживает, здорова ли, не случилось ли чего, помнит ли его, любит ли? Ему хотелось услышать снова все ее горячие, чистые и наивные признания, хотелось снова прижать к себе ее дорогую головку, но, как сказано, ввиду наступающих важных событий отлучиться не было никакой возможности. Оставалось только удовлетвориться посылкой гонца.

Мечтая о Галине, Мазепа не забывал и самой существенной части вопроса, а именно, согласия матери на желанный для него брак. Гетман не позволил ему отлучиться и в Мазепинцы, а потому Мазепа послал к матери Лободу, а вместе с ним отправил и письмо, в котором излагал все пережитые им приключения и сообщал о своем новом повышении, а также объявлял матери о своем намерении жениться, говорил подробно о высоких достоинствах Галины, причем особенно подчеркивал то, что она — дочь полковника Морозенко, и просил у матери благословения и разрешения на этот брак. Ответ пришел довольно благоприятный: мать писала, что если панна, о которой он пишет, действительно дочь славного полковника Морозенко, то она ничего бы не имела против этого брака, конечно, если она окажется достойной ее сына эдукации. Такой ответ обрадовал до бесконечности Мазепу, — главное препятствие к его браку, следовательно, устранялось. Что же касается до эдукации, то он и сам находил, что Галину надо будет еще значительно отшлифовать, для того, чтобы она могла занять с достоинством место жены генерального писаря.

Но вот наступили и «Риздвяни святкы».

Ежедневно в замок являлись то колядники со звездою, то бурсаки с «вертепом» [37] В старину на Рождество ученики бурсы ходили по домам с кукольным театром, на котором они изображали пьесы, написанные на темы из священной истории. , то казаки с поздравительными «виршамы» и «орациямы», — на короткое время все дела и заботы политические были оставлены, — все поглотили Рождественские празднества и пиры. Бурное веселье, охватившее всю чигиринскую молодежь, навеяло на Мазепу еще большее сознание своего одиночества и желание перекинуться хоть словом с дорогой девушкой. Однажды, в ясный морозный день, он велел позвать к себе Остапа. Бодрый, веселый и счастливый казак, разодетый теперь в дорогую форму надворной гетманской команды, не замедлил явиться на зов своего патрона.

— 3 Риздвом светлым, ясный пане! — приветствовал он Мазепу, остановившись на пороге.

— Здоров, здоров, — отвечал приветливо Мазепа, — а иди-ка сюда, садись за стол, разопьем по келеху меду да закусим колбасой.

Слегка смущенный таким лестным приглашением, но и польщенный высокой лаской столь важной особы, какой являлся теперь Мазепа, Остап подошел к столу и занял указанное место.

— Ну, что, наш бунчуковый товарищ, доволен ли ты своей службой? — заговорил ласково Мазепа, наполняя кубок Остапа.

— Гм, еще бы… как не доволен! Доволен, — усмехнулся Остап, — до смерти вашей ласки не забуду… Вот, чтобы не сказали… хоть с кручи в воду… хоть голову в аркан… Так доволен, как сатана своим пеклом!

Мазепа улыбнулся такому оригинальному сравнению и продолжал дальше.

— Ну, а как ты думаешь, друже, отец Григорий отдал бы теперь Орысю за тебя?

— Ге, не отдал бы! Да теперь он и сам просить будет… Сотенный бунчуковый! «Не абыщо!» Да если б он и не отдал, то Орыся мне слово дала, что и убежит со мной! Козырь-дивка! — тряхнул головою Остап и даже покраснел от удовольствия, вспомнив свою девчину.

— Так что же ты таишься, казаче, — продолжал с лукавой улыбкой Мазепа, — мясоед-то в этот год короткий, — вон, пан Кочубей боится и день пропустить.