Едва Глебов съехал со двора, как Борис Петрович отправил в деревню с наказом денщика:
— Немедля чтоб Савелов был у меня. Немедленно!
Генерал-адъютант приехал вечером.
— Что за пожар, Борис Петрович?
— Пожар, мил дружок, такой пожар, что у тебя задница задымится.
Рассказав все, что услышал от Глебова, спросил с приступом:
— Признавайся, брал деньги у Рожнова?
— Что вы, ваше сиятельство, как можно.
«Брал, сукин сын, — подумал Борис Петрович, заметив, как блудливо рыскнули глаза у Савелова. — Ну и черт с ним. Пусть запирается, авось отбрешется».
— В общем, так, Петро, тебе придется ехать в Петербург с Глебовым и там перед следствием оправдываться в присутствии Рожнова. Он вроде даже свидетелей приготовил.
— Не было там свидетелей, — брякнул Савелов.
«Проболтался, дурак. Выходит, брал все-таки».
— Ну коли не было свидетелей, значит, и взятки не было, — молвил граф с намеком адъютанту: держись, мол, за одно: не брал. — Ты вот что, Петро. Обратись там к Макарову, секретарю государеву {275} 275 …обратись к Макарову, секретарю государеву… — Макаров Алексей Васильевич (1674(5) — 1750) — сын подьячего, сподвижник Петра I, в 1703 г. «жил в приказе Меншикова», затем придворный секретарь и кабинет-секретарь Петра I. При Екатерине I член Верховного тайного совета, после ее смерти президент Камер-коллегии. С 1731 г. находился под следствием, с 1735 г. и до конца своих дней — «за крепким караулом».
. Вы ж с ним вроде друзья?
— Да, с Алексеем Васильевичем мы смолоду были приятелями.
— Вот его и попроси, он может замять дело. Не дай Бог, дойдет, до кригсрехта, слетишь в рядовые, а то и в Сибирь законопатят.
— Что вы, Борис Петрович, за такую-то пустяковину.
«Опять пробалтывается, окаянный».
— Ты за эту пустяковину забудь. Государь, слышал я, говорил, что ежели человек украл хотя бы на цену веревки, на которой его можно повесить, и то вор, судить, значит, надо. А ты: «пустяковина». Коли не брал, так не брал, на том и стой.
Что и говорить, фельдмаршалу было жаль своего генерал-адъютанта, за многие годы привык к нему, как к сыну, через какие бои, походы и трудности прошли. Спали рядом, ели из одного горшка, случалось, и голодали вместе, от чумы улизнули. И вот те на, из-за какого-то Рожнова следствие, а там, не дай Бог, суд. Государь в таких делах стервенеет, запросто и повесить может, не зря ж про веревку обмолвился.
Жалел фельдмаршал генерал-адъютанта, а по отъезде Глебова пришлось забеспокоиться и о себе, так как, уезжая, Глебов затребовал книгу о пожаловании недорослей в офицеры {276} 276 …о пожаловании недорослей в офицеры. — Дворянские недоросли освобождались от рекрутской повинности, начинали службу в гвардейских полках, получив чин сержанта, могли перейти в армейские части.
и об отпусках офицеров на побывку. И увез ее с собой в Петербург.
И понял Шереметев, что дело принимает серьезный оборот. Надо как-то оправдаться. Написал письмо царю с просьбой приехать и оправдаться. Ответа не получил.
Государю было не до этого. Союзник — король датский Фредерик IV поссорился с главнокомандующим русской армией светлейшим князем Меншиковым и потребовал сменить его. Не угодил чем-то Александр Данилович и Августу, возможно, тем, что напомнил о старом долге.
Кого же послать вместо светлейшего? Тут раздумывать нечего было, тем более Август II подсказал в своем письме к царю, что они хотели бы видеть во главе русского корпуса фельдмаршала Шереметева, как «человека весьма разумного и дипломатичного».
В такой ситуации подмачивать репутацию фельдмаршала следствием и судом было невыгодно. Царь призвал к себе секретаря своего кабинета Макарова:
— Алексей Васильевич, как там движется дело с доносом полковника Рожнова?
— Готовимся вызывать свидетелей, Петр Алексеевич.
— Каких свидетелей? Откуда?
— Из Риги, из Твери, из Новгорода.
— А Савелова вызывали?
— Да, государь.
— Что он показал?
— Что никаких взяток не брал. И я верю ему, ваше величество, потому как знаю его с младых ногтей.
— Выходит, Рожнов оклеветал фельдмаршала?
— Выходит, так, Петр Алексеевич.
— Принеси мне его донос. Всю папку по этому делу.
Макаров ушел, но вскоре воротился, неся черную папку.
Развязал тесемки, развернул ее и положил перед царем. Петр перечитал постановление кригсрехта по делу Рожнова и тут же его донос. Проворчал:
— Ишь ты хитрюга, сам напакостил, решил и других замарать. Дай-кась. — Царь протянул правую руку, щелкнул пальцами нетерпеливо.
Читать дальше