Сергей Мосияш - Фельдмаршал Борис Шереметев

«Еще не читал, а уж обрадовался», — подумал Шереметев и стал откланиваться.

Щедростью императора, взявшего их на содержание, Борис Петрович воспользовался в полной мере. Он прожил в Вене со всей своей оравой целый месяц. И не только посещал музеи и госпитали, но не пропускал балы и даже научился нюхать табак. Был представлен римскому королю Иосифу I, который заверил боярина в искреннем сочувствии усилиям России пробиться к морю. Познакомился Борис Петрович и с Евгением Савойским, хотя разговор между ними, к удивлению боярина, оказался малосодержательным. Поздоровались. Помолчали. И раскланялись.

На одном из балов Борис Петрович до того осмелел, что вздумал даже принять участие в танцах: «Ничего мудреного, шаг туда, два шага сюда… полупоклон, поворот и опять шаг сюда… Ерунда…» Однако решил эту «ерунду» отложить до другого раза. Но «другого раза» уже не случилось. К нему прямо в гостиницу явился Рудзини и, принеся тысячу извинений, сказал, что через Альпы путь труден и опасен и если «его превосходительство» задержится еще на неделю-другую, то не сможет преодолеть в этом году горы, так как все пути будут забиты снегом.

— Вам лучше всего идти через перевал Бреннер {40} 40 Бренер — перевал в Альпах у границы Австрии и Италии. , ваше превосходительство. Это самый низкий и восточный перевал, всего тысяча триста семьдесят метров над уровнем моря.

— А каким путем из Вены следовать к нему?

— Выходите на долину реки Инн, и от Инсбрука до перевала рукой подать.

— Благодарю вас, господин Рудзини.

— Только, пожалуйста, не медлите.

Вздохнув, боярин распорядился собираться. Хороша Вена, но ждет Венеция.

Рудзини оказался прав: снежные завалы, вставшие в Альпах перед русскими, едва не завернули их обратно. Мало того что пришлось шагать пешком, но вынуждены были нанимать местных жителей для расчистки пути и переноса немалого багажа путешественников.

Натерпелись русские и страху, проходя по узким тропам над бездонными пропастями. Страдали не только от холода, но и от недостатка пищи, когда ни за какие деньги в горных Деревушках не могли найти пропитания.

Поэтому когда добрались наконец до Венеции и расположились в гостинице, то, еще не распаковав вещи и даже не умывшись, кинулись в остерию {41} 41 Остерия — трактир, харчевня. насыщаться, заказывая по два-три блюда на человека. Хозяин остерии вполне снисходительно смотрел на это и даже на то, как некоторые русские рассовывали по карманам куски хлеба в запас.

— Сразу видно — с гор пришли люди, — заметил он повару. — Все съедят.

И повар правильно понял своего хозяина, тихонько скормив проголодавшимся вчерашнюю кашу и позавчерашнее жаркое.

Съели. И благодарили. А глава их, дородный боярин, не чинясь, уплатил за все кругленькую сумму.

Только в номере Борис Петрович сказал своему дворецкому Алешке Курбатову:

— Узнай досконально, во что будет обходиться нам дневной стол на человека. Да скажи дуракам, чтоб хлеб со стола не тянули. Стыд головушке.

— Так тянут-то для чего, Борис Петрович, тут нам лишь обеды и ужины обещают. А завтраки, сказывают, не положены. Вот и запасаются.

— Пусть в лавках покупают, выдай им на это сколько там надо.

Узнав, что дворец дожа находится на площади Святого Марка, Шереметев, сев в лодку, именуемую гондолой, поплыл туда. Гондольер, загребая длинным веслом, гнал лодку по каналам, виртуозно заворачивая ее в нужных местах, и, видя, с каким восторгом и удивлением пассажир рассматривает город, пояснял доброжелательно, указывая на дворцы:

— Синьора Корне-Спинели… Пезаро… Гримали…

На площади Святого Марка прогуливалось много народу, и еще в пути гондольер, узнав, что его пассажир из России, сказал, что на площади Святого Марка много «русу». Щедро рассчитавшись с гондольером, Шереметев ступил на знаменитую площадь, сплошь выстланную мраморными плитами.

После деревянной Москвы, грязных улиц и луж, даже возле Кремля, все было боярину в диковинку и удивление в Венеции. Он чувствовал себя как в сказке. И ушам своим не поверил, когда услыхал восклицание на родном языке:

— Борис Петрович! Каким ветром?

Перед ним стоял улыбающийся, чисто выбритый Толстой {42} 42 Перед ним стоял… Толстой. — Толстой Петр Андреевич (1645–1729) был стольником у царицы Натальи, а затем у царя Михаила Федоровича. В 1682 г. действовал на стороне Софьи и Милославских, был стольником у царя Ивана Алексеевича. В 1694 г. воевода в Великом Устюге, личная встреча с Петром I положила начало сближению между ними. В 1702–1714 гг. — посол в Османской империи. Добился возвращения в Россию царевича Алексея и руководил следствием по его делу. С 1718 г. начальник Тайной канцелярии, президент Коммерц-коллегии. С 1725 г. граф, с 1726 г. член Верховного тайного совета. В 1727 г. подвергнут опале, заточен в Соловецкий монастырь, где вскоре умер. . Одет в короткий темный камзол, шея обвязана легким шарфом, кудрявый парик напудрен.