Вук Драшкович - Ночь генерала

– Никого, вот вам крест!

– Но ты, конечно, видел, как четники убивали, жгли дома… как они вместе с немцами нападали на партизан?

– Такого не было… Сейчас говорят, что было, но тогда… Я уверен, что так оно и было, но я сам не видел. Ей-богу.

– Ладно, земляк, а кто был твоим командиром? Только не говори, что не знаешь и не видел.

– Командиром был… – он опять бросил украдкой взгляд на Михайловича. – Он всем нам был командир, товарищ генерал.

– Имя! Скажи его имя, фамилию и чин, мать твою кулацкую, предатель! – Крцун вытащил из кобуры револьвер.

– Моим командиром был генерал Дража Михайлович, – затрясся Тарабич.

– Это твой командир? – он схватил крестьянина за руку и потащил его в угол. – Это генерал Дража?

– Я его не знаю. Я… я генерала Дражу никогда не видел.

– Так вот посмотри на него, мать твою четницкую! Смотри, смотри! Как следует смотри на своего Батьку… Стать смирно перед командиром! – отвесил ему оплеуху. – Кто так стоит перед генералом, деревенщина неотесанная. И надень на голову свою вонючую шапку.

– Вы ненормальный. Вы просто животное! – сказал Михайлович. – Зачем вы бьете и мучаете этого человека? Хватит, стреляйте в меня!

– Время еще есть, куда ты так спешишь, – съязвил Крцун. – Тебя, Никола…

– Отпустите человека к его детям, к хозяйству, – перебил его Дража. – Никакое государство, в том числе и ваше, не может обходиться без хлеба, а сколько у вас народу по тюрьмам сидит.

Крестьянин опустил голову и прикрыл глаза шапкой. Он приглушенно всхлипывал и пытался скрыть слезы.

– Плюнь в него! – Пенезич вырвал у него из рук шапку. – Плюнь в это говно, в этого предателя и прихвостня капиталистов.

– Я не могу, – промычал Тарабич.

– Плюй, или я тебе голову разнесу! Он приставил к его виску револьвер. – Нет, лучше помочись на него! – вдруг воскликнул он весело. – Зачем плевать… Подойди поближе и помочись на бороду и усы своего генерала, – он подтолкнул крестьянина вперед. – Бора, расстегни ему штаны, – позвал он часового.

Крестьянин пытался уклониться, отшатнуться. Часовой выполнил приказ, но генерал этого не видел. Он зажмурил глаза и слышал только крики Тарабича:

– Я не могу… перестаньте, не надо… я не посмею такое сделать, товарищ министр!

– Кто же тебе запрещает? – Крцун убрал ствол револьвера от его головы.

– Бог, Господь Бог, товарищ генерал, – зубы крестьянина выбивали дробь.

– Какой Бог, черт тебя подери! Мы расстреляли и Бога! Схватили бандита… Ты, дурак, знаешь, что он тоже был предателем? Дерьмом буржуйским, иностранным агентом, слугой оккупантов, преступником, четником, кулаком и антинародным элементом. А еще к тому же и троцкистом, вот он кем был, этот твой Бог! Ну, так это или не так? – он прицелился ему между глаз.

– Вам лучше знать. Я человек неграмотный, товарищ генерал.

– Мочись на своего генерала, или сейчас из тебя вылетят все мозги!

– Да отпусти же ты его, выродок! – крикнул Дража. – Мочись на меня сам, трус! Делай все, чего требует твой помутненный рассудок и твоя звериная натура. Но делай это сам, лично, бандит. – Михайлович потерял контроль над своими словами и мыслями, не осознавая, что впервые с момента ареста обратился к Пенезичу на «ты», уменьшив тем самым дистанцию между собой и генералом новой армии, победившей его.

– Мочись на эту бородатую сволочь, которая тут так разошлась! – Крцун покраснел от бешенства. – Достаточно один только раз, и я тебя тут же отпущу на свободу. Тут же сможешь катиться к себе домой.

– Я не могу… хоть вы убейте меня, но не могу. Невозможно… у меня есть дети, да, но есть и душа… Бог все видит и все записывает… Не заставляйте меня, не надо, заклинаю вас всем святым, господин генерал. Как же я могу такое сделать? Как вы можете…

– Могу. Вот так, – Крцун нажал на спуск, и грохнул выстрел.

Дража вздрогнул и открыл глаза как раз в тот момент, когда тело крестьянина повалилось на пол. Ноги его дергались, а по лбу расползалось кровавое пятно.

– Уберите эту скотину отсюда и смойте кровь! – приказал Пенезич. Потом, хихикая, засунул револьвер в кобуру и обратился к Драже: – Кто не может нассать, тот не может и пахать. А если бы победил ты, то он бы смог. На меня бы он точно помочился.

Генерал кусал губы, пытаясь найти хоть какие-то слова в совсем оцепеневшем рассудке, который еще не вполне ясно осознал, что произошло.

– Сегодня утром я, – продолжал Крцун, – вот так же шлепнул троих. Какой, к черту, суд. Глупости. Я все читаю по их глазам. Все они виноваты, все тянут на расстрел, тут уж я не ошибаюсь. Да хоть даже и ошибусь, кому какое дело? Я могу себе позволить все. Хоть пол-Белграда заминировать! Могу конфисковать у кого угодно дом, могу переспать хоть с женой, хоть с матерью, хоть с дочкой любой великосербской и буржуйской сволочи!