— У нас много дел! — отрезал Робер. — Гуго руководит орденом. Занимается расширением торговли шерстью, подготовкой рыцарей, строительством кораблей, сбором пожертвований, а я ему помогаю. Кроме того…
— Что? — спросил Уилл.
— Пока ничего, просто проверяю слухи.
— Какие слухи?
Робер мотнул головой.
— Я уверен, тут нет причины для беспокойства. Ты ведь знаешь, как молодые сержанты изгаляются, пытаясь напугать один другого обрядом посвящения в рыцари. — Он проводил взглядом священника, направлявшегося в ризницу в сопровождении двух дьяконов с требником. — Приближается вечерня, так что, если короля что-то интересует, спрашивай.
Уилл выпрямился.
— Филипп тут ни при чем, Робер. Меня беспокоит Роуз. Я не могу до нее достучаться.
— Вы?..
— Понимаешь, прошло больше двух лет, а она по-прежнему ведет себя так, будто я не существую. При встречах во дворце делает вид, словно меня не видит. Все попытки заговорить отвергает. Просто не знаю, что делать.
— И чем я могу тебе помочь?
— Ты знаешь ее с детских лет, и она всегда тебя уважала. Мне нужно, чтобы Роуз поняла, почему я делал то, что делал.
— Как я могу ей это объяснить, если сам не понимаю?
— Пожалуйста, — тихо произнес Уилл. — Я тебя очень прошу.
Рыцарь помолчал, затем тяжело вздохнул.
— Хорошо. Я поговорю с Роуз, хотя сомневаюсь, что она станет меня слушать. Передашь через Саймона, где с ней встретиться и когда.
Сент-Шапель, Париж 30 мая 1302 года от Р.X.
— «Я есмь воскресение и жизнь. Верующий в Меня, если и умрет, оживет, и всякий живущий и верующий в Меня, не умрет вовсе», — читал священник из Евангелия.
Роуз подняла глаза, продолжая держать голову опущенной. Льющиеся в витражное окно лучи утреннего солнца расцвечивали верхний придел часовни Сент-Шапель множеством красок. Ей казалось, она стоит в середине огромного драгоценного камня.
Она очень любила часовню. Но не за великолепие архитектуры и находящиеся там реликвии, а за возможность каждый день незамеченной наблюдать за предметом своего обожания. Подсматривать в замочную скважину удавалось редко. В опочивальне обычно находились другие камеристки. А таращить глаза на короля во время трапез в Большом зале было неудобно, могли заметить. Зато вот здесь, когда головы придворных смиренно опущены, ей никто не мешал жадно впитывать каждое его движение, каждый штрих. Это давало волнующее ощущение власти. Ведь она единственная видела короля в столь интимные моменты.
Из окон веял свежий весенний ветерок. Роуз переступила с ноги на ногу, довольная прохладой. Сегодня на короле был черный бархатный плащ. Солнце ласкало его рассыпанные по плечам золотистые волосы. Она не сводила глаз с открытых участков шеи Филиппа, давая волю воображению, наслаждаясь теплом его кожи, ее мягкостью. Как будто прикасалась к ней кончиками пальцев и губами. Такое случалось не раз и не два. Точнее, многократно. И порой превращалось для нее в мучение. Сердце начинало бешено колотиться, лицо вспыхивало огнем, все тело трепетало. Казалось, внутрь к ней проник целый рой пчел и жалил в разных чувствительных местах, о существовании которых Роуз прежде не подозревала.
Она перевела взгляд на широкую спину Жанны, туго обтянутую сапфирово-синим платьем, и ее грезы рассеялись. Густые черные волосы королевы были убраны в косички, которые Роуз утром заплела и заколола булавками. Пухлое плечо Жанны прижималось к Филиппу. Рядом с матерью стояли ее пятеро детей: тринадцатилетний наследник Людовик, затем Филипп, Шарль, Робер и черноволосая семилетняя красавица Изабелла, их единственная дочка. Роуз равнодушно оглядела детей и собралась было снова устремить обожающий взгляд на короля, однако, встретившись с пристальным взглядом стоявшего рядом Гийомом де Ногаре, опустила голову и простояла так до конца службы.
Первым из часовни вышел Филипп, следом его семья, затем избранные придворные. Замыкали процессию камеристки королевы и личные слуги короля. Когда Роуз была обычной служанкой, то посещала нижнюю часовню и трапезничала на нижнем этаже под главным залом. Это даже невозможно было сравнивать. Внизу под низкими сводчатыми потолками царил полумрак, а наверху свет и воздух. В ее сознании даже рай от ада отличался меньше.
Снаружи ярко светило солнце. Королева с детьми удалилась в апартаменты, а король остановился на балконе с Ногаре и Флоте. С ними находился королевский гонец в черно-алом одеянии. Проходя мимо, Роуз бросила взгляд на Филиппа — а вдруг посмотрит, — но король слушал гонца с озабоченным видом.
Читать дальше