Робин Янг - Реквием

— Я согласен с вами, сир. Нам следовало предвидеть такой поворот событий с учетом союза, заключенного в Нюренберге. — Он глянул на Ногаре. — Преобладающее ремесло во Фландрии — ткачество, в то время как Англия богата шерстью. Они сблизились гораздо раньше, чем фламандские графы стали вассалами французских королей. Так что стремление Эдуарда породниться с Ги де Дампьером закономерно. — Флоте посмотрел на Филиппа. — Теперь надо думать, как этому браку помешать.

— А что, если мы… — снова забормотал Ногаре.

— Я пошлю туда войско, — сказал Филипп, повернувшись к Флоте. — Но хватит ли денег?

Первый министр задумался.

— Надо поговорить с казначеем, но, думаю, с учетом налога на церковь… на несколько месяцев должно хватить.

Филипп уселся на край стола, продолжая смотреть на первого министра.

— Если мы начнем действовать сейчас, пока Эдуард не закрепил союз с Фландрией, то убьем одним камнем двух птиц — завладеем наконец Фландрией и перехитрим Эдуарда. — Филипп улыбнулся.

— А если вы на время откажетесь от строительства флота, сир, — добавил Флоте, — то войско можно будет держать там до конца года. Если понадобится.

— Так и сделаем, — сказал Филипп. — Пошлем туда войско и заставим фламандцев и англичан воевать, а не готовиться к свадьбе. Если повезет, покончим с ними одним ударом.

Ногаре не выдержал и заявил:

— Сир, меня беспокоит отказ от строительства флота. На это ушло столько времени и денег.

— Смею заметить, министр де Ногаре, — произнес Флоте, опережая короля, — что потраченные время и деньги не оправдывают расточительства.

Темные глаза Ногаре вспыхнули, но он промолчал.

Король двинулся к двери.

— Флоте, завтра после молитвы девятого часа соберите совет. Будем начинать.

— Хорошо, сир.

Они вышли из покоев — король, следом за ним Флоте, потом Ногаре. Дувший из окна ветерок шевелил оставленный на столе пергамент с объявлением канонизации короля Людовика.

Продолжая размышлять, Филипп направился в королевскую опочивальню. Он внутренне ликовал, хотя Эдуард опять загнал его в угол, откуда можно выбраться только с помощью войны.

«Английский король считает возможным сломить меня вот такими ходами? Как бы не так. Справился с папой, справлюсь и с Эдуардом». Мысль о папе вызвала у Филиппа смущение. Вернее, не сама мысль, а удовлетворение, какое он испытывал после поражения понтифика. «Мне негоже уподобляться Ногаре и зубоскалить по поводу победы над Церковью. Тут пристойно сожалеть о своих действиях. Но, издав свою буллу, папа меня вынудил. Надо поскорее встретиться с исповедником и покаяться. Очиститься от греха».

Филипп толкнул дверь опочивальни. Перед зеркалом стояла женщина, одетая в платье его супруги. Но не его супруга.

Роуз вскрикнула и повернулась, прикрывая руками грудь, как будто скрывая наготу. Впрочем, не затянутая сзади кружевная ткань малинового платья и в самом деле оставляла открытым треугольник тела, вплоть до расселины между ягодицами.

Филипп созерцал Роуз несколько секунд, пока она не метнулась к кровати, где лежало ее простое белое платье.

— Сир, я… — Роуз схватила платье и прижала к груди. — Я извиняюсь, я…

— Где Жанна? — спросил Филипп. Платье супруги, слишком большое для стройной камеристки, висело на ней. — Зачем ты его надела?

— Искала дырку, — неожиданно выпалила Роуз. — Госпожа сказала, в платье дырка, но я все никак не могла ее увидеть. И решила надеть… подумала, так легче будет найти.

Врет, решил Филипп. Но, как ни странно, это не вызвало в нем раздражения. Напротив, он почувствовал давно не посещавшее его возбуждение. Впрочем, сейчас, на пороге войны, подобным чувствам не было места.

— Ступай, — кивнул он на дверь, ведущую в опочивальню камеристок.

Роуз упорхнула, одной рукой подхватив платье, а другой пытаясь прикрыть заднюю часть платья королевы. Ее щеки горели. Прежде чем за ней захлопнулась дверь, он успел еще раз увидеть ее голую спину, ослепительно белую на фоне малинового шелка.

Селкеркский лес, Шотландия 20 июля 1297 года от Р.Х.

— Что с нами будет? — прошептала Изенда.

Уилл скосил глаза на сестру. Она шагала рядом с прямой спиной, не желая выдавать страх ни перед своими детьми, ни перед захватившими их девятью неизвестными.

— Думаю, нам ничто не угрожает, — пробормотал он, оглядывая странных разбойников.

Особенно выделялись трое. Коня Дункана с поклажей вел дюжий косматый человек. Босой. Из одежды на нем были только потрепанные кожаные штаны, широкую грудь и руки покрывали шрамы. В свободной руке он держал булаву. Судя по виду, можно было решить, что этот человек живет в лесу с рождения. Двое других были одеты получше, но не столь могучие. Короткие кольчуги, добротные накидки. В руках луки. Еще четверо больше походили на пастухов, чем на воинов. Вооружение одного из них состояло из длинного копья. Завершали процессию двое в одежде шотландских горцев. На поясе у каждого висел меч. В руке лохбурский топор с длинной ручкой. У одного Уилл увидел свой фальчион, у другого — меч Дункана.