Робин Янг - Реквием

— В тюрьму?

— Не думаю. — Уилл подошел к шкафу, открыл дверцы. Кубки, Библия, несколько пергаментов, кошель с монетами. Ничего предосудительного. Он уже собрался закрыть шкаф и вдруг замер, почувствовав запах. Резкий, странно знакомый. Где же так пахло? И тут до него дошло. Он закрыл дверцы и обошел шкаф. Запах усилился, и ощутилась тяга. — Помоги, — позвал он Робера, ухватившись за шкаф.

К их удивлению, громоздкий шкаф легко скользнул в сторону. Похоже, его двигали уже много раз. Действительно, пол в этом месте был сильно поцарапан. Впереди открылся узкий проход и каменная лестница, ведущая вниз. Они обменялись взглядами и двинулись по ней: Робер — вскинув меч, Уилл — с поднятым высоко факелом.

Каменные ступени привели в небольшой зал. Было видно, что его в свое время начали обустраивать, но не закончили. С нескольких пьедесталов на них смотрели незавершенные статуи то ли святых, то ли ангелов. Уилл узнал заслоняющую одну из стен черную занавесь. Он раздвинул ее. За ней открылась ниша с деревянным помостом, на котором возвышался грубо сработанный трон. На тщательно вымытом полу проступали пятна крови. Ощущался также и застоялый запах ладана.

— Что это такое? — пробормотал Робер, рассматривая статую без лица, но со щитом с вырезанным на нем крестом святого Георгия.

— Думаю, здесь в давние времена строили личную часовню великого магистра, — сказал Уилл. — Возможно, не хватило денег или он отправился на Святую землю. После чего постройку забросили. — Он приблизился к камину, бросил в него несколько поленьев вместе с найденными в шкафу Гуго пергаментами и поднес к ним факел. Сухое дерево быстро воспламенилось. Затем они принялись осматривать комоды.

Там обнаружились белые мантии без красных крестов, маски в виде оленьих голов — символы второго рождения, как объяснил Уилл, — а также десятки романов о Граале, от Кретьена де Труа до совсем Уиллу неизвестных.

Книги и маски быстро сгорели в камине. А мантии они решили сложить в гардеробной прицептория, как будто еще не законченные.

— А вот еще, — сказал Робер, показывая плащ из мерцающих кружочков, похожих на рыбью чешую.

Уилл взял у него плащ, подержал, разглядывая, и швырнул в камин. Ткань мгновенно вспыхнула голубым пламенем.

— «Хроники» Эврара туда же? — спросил Робер.

Уилл отрицательно покачал головой:

— Нет. Положи их в один из сундуков казны.

Бросив в огонь последние свидетельства ереси, друзья постояли, наблюдая, как изо рта маски черепа извергаются языки яростного пламени. Колокол зазвонил к заутрене, и они поспешили на выход.

Темпл, Париж 12 октября 1307 года от Р.Х.

— Ты ничего не забыл, Ренье? — строго вопросил Жак, быстро двигаясь по коридору.

— Нет, мессир, — ответил рыцарь, едва поспевая за великим магистром, который несколько часов назад неожиданно прибыл в прицепторий с приором Нормандии Жоффруа де Шарне, четырьмя оруженосцами и двумя слугами.

— Так кто ему, говоришь, помогал?

— Главный конюх, Саймон Таннер. Он был заодно с человеком, напавшим на меня, а потом освободившим Робера де Пари. Они отбыли примерно месяц назад с двадцатью нашими рыцарями. Я записал имена. Помешать им мы не могли, не решились.

Жак покачал головой:

— Надо было сражаться. Положить жизни, но не отдавать казну.

Ренье виновато опустил голову, где еще виднелась зажившая ссадина от удара о стену караулки.

— А кто добыл корабль? — спросил великий магистр.

— Брат Лоран, мессир.

— И он остался здесь?

— Да, мессир, — пробормотал Ренье.

— Приведи его ко мне, — приказал Жак и распахнул дверь своих покоев.

За ним следом вошел Шарне.

— Только этого нам не хватало, мессир. Мало того что папа затеял дознание из-за вздорных обвинений короля, так здесь наши рыцари, братья, похитили казну прицептория. Причем их было так много. Непостижимо! Должно же быть какое-то объяснение.

— Мы его получим, Жоффруа, — пробормотал Жак, направляясь к столу, с которого только что стерли накопившийся за время его отсутствия толстый слой пыли. Он налил себе в кубок воды из кувшина и тяжело опустился в кресло. Рука, держащая кубок, дрожала, и это ему сильно не нравилось. Совсем недавно подобной слабости он в себе не замечал, а в последние дни такое случалось часто. Конечно, давал знать возраст — ему уже перевалило за шестьдесят, — а возможно, сказывалась усталость. Плавание с Кипра оказалось тяжелым.

Жак прибыл в Пуатье в августе и неожиданно для себя обрадовался возможности отдохнуть в францисканском аббатстве и пообщаться с папой Климентом. Однако ужасные обвинения в ереси сильно его огорчили. Потом появился Гуго де Пейро со старейшинами парижского прицептория, а спустя несколько дней они получили королевское послание. Филипп приглашал великого магистра в Париж для беседы и обещал позволить ему поговорить с Эскеном де Флойраном. Приглашение короля пришлось весьма кстати — ведь папа заболел и не мог проводить дознание. Жак взял с собой только приора Нормандии Шарне, рассчитывая скоро вернуться. Он был уверен, что в беседе в королем все недоразумения быстро разрешатся и чудовищные обвинения будут сняты с ордена. Жак спешил, но все же на несколько дней остановился в прицептории Орлеана отметить праздник святого Михаила Архангела.