Вячеслав Софронов - Путь диких гусей

Кучум ходил и ходил по кромке песка, то заходя в воду, дразня ее, то присаживаясь на случайное бревно, и в трепете воды ему чудились отблески языческого костра, а в ушах стояли крики и вопли. И еще запах… Запах человеческого мяса…

Хан пробовал умыться, но и вода носила запах гари, хотя он понимал, что это не так, а лишь его больное воображение услужливо, раз за разом подносит ненавистный аромат.

К вечеру, окончательно вымотав себя, забрался в шатер и потребовал вина. Выпив одну за одной несколько пиал подряд, начал монотонно раскачиваться и жалобно напевать детскую песенку, которой его убаюкивали когда-то. Услышав это, Алтанай не выдержал и вошел вовнутрь.

— Хан, ты знаешь, как я люблю тебя. Как родного брата. Я не могу видеть, как ты рвешь свое сердце. Больно тебе — больно мне. Воина лечит только битва. Скоро конец походу. Надо успеть захватить их поодиночке, пока они не успели собрать силы…

— Почему они прыгают в огонь, — покачиваясь на своем ложе невнятно проговорил Кучум, — как я буду управлять сгоревшим народом?! Зачем мне народ, который сжигает себя? — Ему не было сейчас никакого дела до планов своего башлыка, и тот понял, что хана надо успокоить как обиженного ребенка.

— Дорогой хан, они не стоят твоих дум и страданий. Они не хотят жить, и это их личное дело. Пусть они все…

— Выпей со мной. Говорить ты не умеешь и ничего объяснить мне не сможешь. Ведь ты не мулла? То они все знают, как и зачем жить, что делать… Давай-ка, налей себе вина… — И он опять запел детскую песню о птицах, которым надо лететь в дальние страны.

Алтанай махнул рукой и, нащупав пиалу, налил себе вина, потом, посидев еще чуть, налил еще, еще, еще. А потом они пели вместе сперва про красавиц из дворца, потом про долгий военный путь, а потом загорланили и вовсе что-то непристойное и уснули, не сняв с себя одежды.

Утром хану было стыдно за свою вечернюю слабость, но приказ об отдыхе был дан, и надо ждать, пока воины отоспятся, перестанут болеть стертые седлами промежности и сбитые о стремена ноги.

Вернувшиеся дозорные сообщили, что передвижения отрядов не замечено, за исключением одиноких всадников, которые скачут из крепости в разных направлениях. Вскоре хану доложили, что прибыли послы от местного хана и хотят с ним говорить.

Кучум принял их на войлоке возле шатра, изучающе оглядывая прибывших. Те поднесли богатые подарки: седло персидской работы и ковер отменной выделки. Сообщили, что их хозяин не желает поддерживать местных ханов и готов принять ислам и подданство бухарских правителей. Кучум велел пригласить шейхов, которым объяснил, что надо ехать с послами, которые покажут дорогу к своему хозяину, и привести того с родней в истинную веру. А заодно шепнул, чтобы те разведали обстановку и так ли уж искренен в своих словах местный бек.

После полудня Кучуму донесли, что стража схватила двух женщин, которые говорят, что направились к нему, ища встречи.

Привели закутанных в платки женщин. Они испуганно жались одна к другой и не хотели называть, кто они, откуда и зачем им понадобился хан.

— Хан, отпусти их к нам, быстро расскажут и все покажут, — балагурили доставившие их воины.

Но одна из пленниц сильно толкнула державшего ее и подошла к Кучуму.

— Хан, — проговорила она довольно требовательно, — я хочу говорить с тобой. Зайдем в шатер.

Что-то знакомое и неуловимо близкое послышалось тому в интонациях женщины, хотя и говорила она с местным акцентом.

— Сперва скажи, кто ты, — наклонил он с удивлением голову, но уже готов был выполнить ее просьбу.

— Скажу, когда будем одни, — повторила та и сама двинулась к шатру. Воины заржали, одобряя смелость женщины, но Кучум решительно положил руку на рукоять сабли, и смех закончился на полутоне.

В шатре женщина повернулась лицом к свету и сорвала с себя платок. Хан в удивлении раскрыл глаза и решил, что ему почудилось.

— Зайла, — прошептал он тихо, — сестра… Как ты тут оказалась? А я думал, что тебя нет в живых… И он медленно опустился перед ней на колени. Зайла подошла к нему и начала гладить лицо, обветренное в походах, короткую бороду, шею, руки. Потом так же опустилась перед ним на колени и сказала задумчиво:

— Такой ли встречи мы ждали?

— Неужели не могла сообщить, где ты? — с горечью в голосе спросил ее Кучум.

— Сообщить о своем позоре? — переспросила Зайла, — Что я продана как рабыня? Что меня взял в жены сибирский хан?

— Ты жена хана? — Кучум выкатил глаза. — Ты жена хана… — повторил он еще раз с сомнением.